Верность - Лев Давыдович Давыдов
Так в повседневном общении с друзьями, в спорах и размышлениях о судьбах России формировались идейные взгляды Карбышева,
Цель
Я клоню к цели,
как стрелка компаса к полюсу.
Джек Лондон
Около двух лет провел Дмитрий Михайлович во Владивостоке. Портовый город. Его ворота в океан гостеприимно распахнуты, точно руки богатыря перед дружеским объятием. Такова бухта Золотой рог. От нее вверх по склонам Тигровой горы и Орлиного гнезда разбегаются улицы. Они достают до самого поднебесья — гигантский амфитеатр. На каждой улице теснятся дома. Их обитатели — моряки и воины, корабелы и грузчики, рыбаки и переселенцы из голодных губерний, иностранные шпионы и бродяги. Круглые сутки заполнены рестораны и харчевни. В гавань приходят торговые суда со всех континентов.
Именно здесь острее и раньше, чем где бы то ни было, дали о себе знать тяжкие последствия чуждой народу войны. Много раненых, больных, искалеченных. Почти все казенные здания превращены в госпитали. Не хватает врачей, санитаров, сестер милосердия.
Город неспокоен. Наводнен жандармами, полицией, войсками. Но ищут не японских резидентов, а русских революционеров. На каждом шагу встречаешь подозрительный взгляд шпиков. Нельзя заговорить с незнакомыми, встретиться троим на улице — это уже толпа, свисток полицейского — разойдись!
А куда деваться запасному Дмитрию Карбышеву? Попытаемся представить себе его намерения, переживания. Ему двадцать пять. Офицерская карьера, превосходно начатая, резко оборвалась.
Куда же ему податься? Домой в Омск? Матери нет в живых. С братьями и сестрами связь потеряна. А тут еще удерживает его во Владивостоке вспыхнувшее сильное чувство любви. Дмитрий Михайлович ищет и не находит себе применения. На службу в государственные учреждения или к частным предпринимателям его не берут. Он вынужден пробавляться случайными заказами на разного рода чертежи. Ему трудно и морально, и материально. Роман в самое неподходящее время. Но любви все возрасты покорны, и никакие обстоятельства не могут ей помешать.
Быть может, именно она — молодая и пылкая любовь— подтолкнула энергичней готовиться в Военно-инженерную академию. А поступить туда не так-то просто, если не вернешься в армию.
В начале 1907 года царское правительство решило превратить Владивосток в неприступную крепость. Старые крепостные сооружения следовало основательно перестроить. Руководить предстоявшими работами могли только опытные офицеры. Их не хватало. Карбышев предложил свои услуги. Снова он командир роты саперного батальона.
Краевед А. Чукарев рассказывает об этом периоде жизни Карбышева: «Работы было много, крепость реконструировалась. Возводили бетонные форты вокруг Владивостока, на вершинах сопок расчищали площадки для орудий, строили укрытия для стрелков, пулеметные гнезда… Целыми днями Карбышева можно было видеть на строительных объектах, а в остальное свое время он упорно готовился в академию».
Весной 1908 года Дмитрий Михайлович ушел из батальона, выдержал предварительные испытания в округе и уехал из Владивостока в Петербург.
Солнце одолевает этот путь за семь часов. Скорому поезду одиннадцати суток было мало. Прильнув к окну, задумчиво смотрел Карбышев на проносившиеся мимо горы и долы, леса и реки, унылые деревеньки, закопченные заводские и фабричные поселки. Сбегались к железнодорожным рельсам немощеные тракты, перепоясанные полосатыми шлагбаумами.
Стояли в ожидании по обеим сторонам от шлагбаумов подводы, телеги, пролетки, просто пеший люд, иногда толпились цыгане. Брели по дорогам под усиленным конвоем ссыльные и каторжане. Их гнали в обратном направлении. Из центра в таежную глухомань. Глядя на лица окруженных конвоем людей, Дмитрий невольно вспоминал старшего брата…
Пока продолжается путешествие Карбышева, не мешает бегло обозреть происходящее в стране. Лето 1908-го на исходе. Больше года прошло с момента третьеиюньского государственного переворота. Помещик Столыпин председательствует в царском правительстве, черносотенцы зверски расправляются с участниками подавленной революции. Днем и ночью, без перерыва, заседают военно-полевые суды. Палачи вершат казни. По всей России вырос лес виселиц, прозванных народом «столыпинскими галстуками».
Тысячи революционеров погибли. Десятки тысяч— за решетками тюрем и острогов, сосланы в Сибирь. Ряды большевиков сильно поредели. Уцелевшие партийные организации — в глубоком подполье. Невмоготу тяжко, но борьба продолжается.
Дмитрий Михайлович, безусловно, знал о казнях, о бесчинствах черносотенцев — об этом сообщалось не только в большевистских листовках, нелегальных газетах, но и в правительственной печати с целью устрашения народа.
Поведение Дмитрия Карбышева в недавнем прошлом не оставляет сомнений в том, как он реагировал на происходящее. Его возмущало насилие, разнузданность реакции. Но на людях — сдержан. Об этом свидетельствуют воспоминания полковника Владимира Максимовича Догадина, товарища Карбышева по академии, сослуживца по Брестской крепости.
«В августе 1908 года в Петербург съехались со всех концов России сто офицеров разных родов оружия с целью держать вступительный экзамен в Военно-инженерную академию. Среди них было семь артиллеристов, один моряк и один из гвардейской пехоты; остальные — офицеры инженерных войск: саперы, понтонеры, минеры, воздухоплаватели и железнодорожники… Поручик Карбышев при сдаче экзаменов показал серьезную и тщательную подготовку. Как сейчас вижу его небольшую стройную фигуру у классной доски со слегка наклоненной головой и серьезным лицом. Он спокойно и уверенно отвечал на вопросы своего билета, чуть помахивая утвердительно правой рукой с мелком в такт своим словам…»
Экзамены закончены. За 25 дней сдано 23 предмета. Несмотря на то что все абитуриенты прошли довольно строгие предварительные испытания в военных округах, из ста офицеров экзамены выдержали только 30. На первом месте по баллам оказался моряк Ларинцев, избранный старостой младшего класса. Рядом с ним занял место в первом ряду посреди аудитории Карбышев. Пока еще он по успеваемости второй.
Слушатели не знакомы друг с другом. Видятся только на лекциях. Живут в разных районах столицы на частных квартирах. Гостей к себе не зовут: напряженная учебная программа — не передохнуть, да и мала стипендия. «Поэтому у меня, — объясняет Догадин, — не было возможностей ближе присмотреться к Карбышеву. Он был таким же, как и все остальные товарищи, только отличался большей сдержанностью и как бы настороженностью, которая казалась нам сухостью.
Зато после весенних экзаменов, на практике по геодезии, проводившейся в районе Парголово — Бело-остров, к северу от Петербурга, мы несколько сблизились, — все офицеры жили во время съемок в деревне Юкки.
Жизнь у нас была напряженной и трудной. За один месяц каждому предстояло выполнить большой объем мензуальной, глазомерной, инженерной и геодезической съемок.
И вот здесь-то всех поразил Карбышев. Он обладал особым умением выполнять чертежи, артистически работал чертежным перышком.
В то время как мы наводили на план горизонтали
