Верность - Лев Давыдович Давыдов
На полдороге настигла война.
Война! Первая в жизни Карбышева. Их будет у него еще четыре. Но и эта, первая, была опалена пламенем жестоких схваток и затяжных боев. Заняла значительный отрезок его ратного пути.
Как же вступил в войну молодой командир со своей ротой? Какие тяготы она вынесла, преодолела? Какими были ее встречи с врагом? Имея некоторое воображение, можно получить представление об этом, если прочитать до предела короткую справку. В ней упоминается большое число укрепленных Восточно-Сибирским саперным батальоном позиций, версты протянутых проводов войсковой связи, вереницы наведенных переправ, построенных мостов, участие в боевой разведке, помощь войскам в преодолении крутых и опасных перевалов.
Рота Карбышева побывала под Шахэ, Ляояном и Мукденом. Известно, что Дмитрий Михайлович 29 марта 1905 года производил рекогносцировку местности от Хайуена до рек Ляохэ и Маятадазыхе, промерял глубину этих рек, искал броды. В мае и июне того же года Восточно-Сибирскому батальону пришлось отходить от Вафангау. Поручик Карбышев участвовал в жестоких боях. Он командовал отрядом гелиографистов. Они шли впереди войсковых колонн, не раз вели перестрелку с японскими заставами.
Это уже не первое боевое крещение. За полгода до того Карбышев по дороге в Порт-Артур наткнулся на японскую засаду. Собрав казачьи посты в отряд, он с боем вывел его из окружения.
Пройдет много времени, пронесется как смерч еще одна — первая мировая — война, начнется третья по счету для Дмитрия Михайловича война — гражданская, когда он обронит в беседе с одним из своих комиссаров:
— Нет, я не опозорил, не осрамил фамильной чести Карбышевых, хоть война царской России с Японией и была позорно проиграна.
Полученные им в эту войну награды — убедительное тому свидетельство. Он заслужил в боях пять боевых орденов, в том числе орден Святой Анны с надписью «За храбрость». Такого ордена не было ни у кого из офицеров, съехавшихся со всей страны через несколько лет после падения Порт-Артура держать испытания в Военно-инженерную академию.
Неизвестно, был ли в годы русско-японской войны у молодого офицера своего рода комиссар. Возможно, и был. А может быть, и нет. Но вот в чем убеждает изучение важнейших событий из жизни Карбышева в этот период: он внимательно наблюдал, вдумчиво анализировал все, что происходит в стране, в армии, и не остался безучастным. Иначе не ушел бы из армии, точнее, не нашлось бы причины принудить его к такому шагу.
Историю увольнения приоткрыл дальневосточный краевед А. Чукарев.
Русско-японскую войну, как известно, начала в январе 1904 года Япония. Но царизм так же рьяно жаждал военных авантюр, как и чужеземные империалисты. Ему хотелось угаром шовинизма одурманить сознание народных масс. А им война, несправедливая с обеих сторон, была чужда. Она вызвала разорение крестьянских хозяйств, нищету и голод в рабочей среде, отняла у тысяч семей их кормильцев.
«Несовместимость самодержавия с интересами всего общественного развития, с интересами всего народа (кроме кучки чиновников и тузов) выступила наружу, как только пришлось народу на деле, своей кровью, расплачиваться за самодержавие»[2] — так писал в ту пору Ленин. Этого мог не знать поручик Карбышев. Ленинские статьи он едва ли читал и не был знаком с гениальным ленинским прогнозом: потеря Порт-Артура — доказательство внутренней гнилости царизма, пролог его капитуляции.
Но Карбышев видел: самодержавие, а не русский народ виновно в позорном поражении. Не по газетам, а на практике прочувствовал он бездарность верховного командования.
Краевед Чукарев нашел убедительное подтверждение тому, что Карбышев был не только знающим и храбрым, но и заботливым командиром, разделял с солдатами все тяготы опасного ратного труда. За простоту в обращении, сердечность, скромность, отзывчивость они глубоко уважали и любили его.
После войны Восточно-Сибирский саперный батальон направлен во Владивосток, ставший с начала XX века подлинным центром революционного движения всего Приморья.
До солдат дошли вести о революции 1905 года, о Кровавом воскресенье в Петербурге, о баррикадах Красной Пресни в Москве. Большевистская пропаганда проникала за крепостные стены, в казармы. Среди солдат гарнизона началось брожение. Участились стычки солдат-фронтовиков с полицией и карателями— верными царизму частями, которые посылали на усмирение рабочих. Вспыхнули вооруженные восстания. Царским сатрапам удалось подавить их. Но не на шутку напуганный начальник Владивостокского укрепленного района генерал Мищенко, опасаясь новых революционных вспышек, поспешил отправить подальше ненадежные, готовые к бунту воинские части. Так Восточно-Сибирский саперный батальон оказался в Никольске-Уссурийском — городе по тому времени глубоко провинциальном, как будто спокойном.
Но и в нем бурлит политическая жизнь, действуют разные партии. Недавно созданный Союз крестьян Южно-Уссурийского края решает на своем первом съезде добиваться демократических порядков, созыва Учредительного собрания. Рабочие железнодорожных мастерских готовятся к стачке. Неспокойно и в саперном батальоне. Слух о предстоящем дележе помещичьих земель особенно возбуждает солдат. До них доходит и большевистское предупреждение: командование батальона намерено направить вас на подавление стачки железнодорожников и усмирение крестьян Григорьевской волости. Не стреляйте в своих братьев! Не позорьте себя!
В батальоне поднимается волна солдатского возмущения. Солдаты требуют: скорее домой! Командование батальона заявляет, что не может отправить их по домам: на железных дорогах Сибири и Забайкалья «пробки».
Волнения перерастают в шумные протесты. Громче всего звучат они в роте Карбышева. Ему приказано: усмирите бунтовщиков. А он встает на сторону солдат. Карбышев разъясняет им:
— Не «пробки» мешают вашему возвращению домой, а боязнь, что вы присоединитесь к восставшим!
Нашелся провокатор, донес начальству. Оно взъярилось: предать отступника военному суду. Ни один солдат не подтвердил доноса. Тогда командование передало «дело» в офицерский «суд чести».
В автобиографии Дмитрий Михайлович предельно кратко рассказал об этих событиях и об их финале: «В 1906 году я ушел с военной службы в запас. Причина— нежелание служить в царской армии. Поводом послужило предъявленное мне обвинение в агитации среди солдат, за что я привлекался к суду «общества офицеров».
Так завершился этот период в жизни Карбышева, по-видимому, очень важный для дальнейшего формирования его взглядов на жизнь, на судьбы России. Для того чтобы яснее понять, как шел этот процесс, хотелось бы знать, с кем общался Дмитрий Михайлович в эти годы, кто стал его другом, единомышленником. К сожалению, у нас почти нет сведений об этом. Правда, известны имена двух его сослуживцев по армии в период русско-японской войны, с которыми он сошелся ближе, чем с другими.
В упомянутой карбышевской синей тетради, заменявшей ему записную книжку, имеется адрес и номера служебного и домашнего телефонов Николая Николаевича Петина. Полковник царской армии был старше Дмитрия Михайловича на четыре года.
