Записки русского крестьянина - Иван Яковлевич Столяров
На эти базары крестьяне окрестных сел привозили или приносили для продажи дрова, старновку*, лапти, домотканную холстину, решета, деревянные гребни и деревянную посуду. На этих базарах и продавались булки и крендели.
Все товары лавки закупались в Воронеже, в 40 верстах от нашего села. Весной, летом и осенью ездили только « верхом », т.е. по дороге или по полям, но зимой, после замерзания реки Воронежа, предпочитали ездить « низом », т.е. по льду. Этот путь был длиннее и опаснее, так как во время метелей рисковали попасть или в прорубь или в полынью*, где лед был тоньше. В таких случаях человек мог потонуть с санями и лошадью. Но зато этот путь был защищен высоким берегом и лесом от сильного ветра, который дул зимой. По этой причине предпочитали этот путь.
В дни поездки отца в город за булками мать начинала беспокоиться с вечера, хотя и старалась скрыть это. Но я догадывался сам по случайно брошенным словам. Ее настроение заражало и меня. В такие вечера я неохотно залезал на печку спать, старался дождаться возвращения отца. Улегшись спать, я засыпал чутким, тревожным сном. Просыпаюсь, бывало, поздно ночью и сейчас же замечаю, что отец еще не приехал, а мать стоит перед иконами и жарко молится. Она, как и другие, не знала молитв. В церкви она запомнила отдельные слова, фразы из « Отче наш » и « Богородица Дева, радуйся » и старалась их воспроизвести. Но она так коверкала слова, что совершенно нельзя было понять смысла. Но в такой момент в ее голове была одна ясная дума, а на устах одна молитва : « Поедет верхом, — заблудится, одежонка плохонькая, замерзнет. Низом поедет — в прорубь или в полынью попадет, утонет. Боже милостивый ! Спаси мужа, сохрани отца детей ! » И вижу я ее скорбное лицо, и слезы медленно текут по щекам. И мне становится боязно за отца и жаль до слез мать. Тихонько слезаю я с печки, становлюсь на колени и твержу без конца : « Спаси, Боженька, батю, возврати его скорей домой ! »
Мать не сейчас же замечает меня, а, заметив, ласково отсылает спать на печку. И долго-долго сон не идет ко мне... И вдруг радостная весть : скрип саней во дворе и голос отца : « Тпру !! »*.
Мать будит брата отпрягать лошадь, помогать отцу разгружать поклажу.
От меня сон совсем отлетел, а боязни как бы и не было. Я знаю, что отец привез гостинец для меня, и жду его появления в избе с нетерпением.
Вот он входит, весь запушенный инеем, похожий на Деда-Мороза. Борода вся белая, а на усах висят ледяные сосульки. Войдя в избу, он прежде всего молится Богу. А потом — ледяной поцелуй и в награду дает мне коня или барашка, украшенных сахарными узорами, обсыпанных белым сахаром или связку сахарных бубликов.
В начале наша торговля шла неплохо. Село наше большое, а настоящая лавка в нем была только одна, специально построенная для торговли, бревенчатая, крытая железом и со всем необходимым для крестьянского обихода. Единственным неудобством ее было то, что она находилась на выгоне*, около церкви, т.е. далеко от наиболее населенных частей села : в нее нельзя было посылать за покупками детей во время осенней распутицы* и в зимнее холодное время, взрослые же были слишком заняты, чтобы ходить за покупками, отнимавшими у них много времени. Поэтому ближайшие жители предпочитали ходить в нашу « новую лавку », покупать такие товары, как соль, деготь, керосин.
Погубило нашу торговлю то, что мои родители, по доброте своей, отпускали товар в долг нуждающимся покупателям. Скоро все узнали об этом, и даже люди с достатком начали пользоваться этим. Сначала должники оправдывали оказываемое им доверие. Уплатив долги, они закупали товаров еще больше, разумеется, в долг. Но постепенно они переставали платить свои долги и, конечно, перестали покупать в нашей лавке.
Таким образом отец и мать потеряли и свой оборотный капитал*, и торговля пришла в упадок. « Долговая книга » долго хранилась у отца в маленьком сундучке, и он надеялся, что, авось, кто-нибудь из должников вспомнит о своем долге и пожелает его уплатить. Книга эта представляла собой сшитую отцом тетрадь листов большого формата белой бумаги. Отец сам линовал в ней страницы и записывал огромными буквами имя должника, товар, количество и сумму. Он делал свои записи вечером и часто забывал некоторых покупателей.
Вот образчик записей :
Гараськи Поликушкину :
Гасу ... один ру ... 2 коп.
Дехтю два ру ... 3 коп и т.д.
Поэтому в момент уплаты, случалось, должник ссылался на сумму, записанную в книге, а не на ту, которую он в действительности должен.
Было еще и другое. Когда отпускала товар мать, она не всегда говорила отцу, кому она отпустила товар в долг. У нее была своя собственная бухгалтерия. Она делала пометки мелом на стене в виде крестиков. Память у нее была хорошая, и она разбиралась в своих кабалистических знаках. Если должники пользовались такой « двойной » бухгалтерией, то отец с матерью теряли. Ближайшие соседи нередко приходили и просили дать им взаймы солонку или поллитра керосину. Когда у них появлялись деньги, они покупали товары в большом количестве и расплачивались потом « натурой ».
Случалось, что и у нас самих этих товаров не было, и это подрывало уважение к моим родителям. Крестьяне смеялись над ними, и, за спиной, называли их « горе-купцами ».
Торговля не принесла семье ни денег, ни почета, но недоброжелателей она породила много. Первым недоброжелателем оказался настоящий купец села. Для него отец и мать были конкуренты. При случае он вредил им, возбуждал жителей против них.
Враждебно настроенным к нам сделалось и местное начальство. « Ничто не ново под луной ». Еще в старое время, как и в наше, начальство любило, чтобы торговцы его привечали*. Волостной старшина, волостной писарь, урядник* и даже сельский староста любили, чтобы торговцы оказывали им почет, чтобы угощали их время от времени чайком, яичницей, водочкой и другими небольшими съестными подношениями. Они считали себя обиженными, когда им этой чести не оказывали, и при случае чинили неприятности. Тот, кто угощал, должен чувствовать, что ему
