Фультон - Владимир Дмитриевич Никольский
— Ну, поглядим, поглядим, что там у вас позапрятано…
Далеко оставляя от себя, как все дальнозоркие люди, вынимаемые из папки рисунки, он перебрал почти все ее содержимое. Иногда он досадливо морщил лоб, и Фультон чувствовал, что у него холодеют кончики пальцев, иногда одобрительно улыбался, но это случалось значительно реже. Кончив просмотр, Франклин закрыл папку и пристально поглядел на Фультона.
— Я почти в четыре раза старше вас, мой дорогой, и потому вы не должны обижаться на слова старика. Я повидал на своем веку немало картин — и плохих и хороших. В Лондоне и Париже я видел портреты, написанные Рубенсом, Ван-Дейком, Тицианом, Гэнсборо и десятками других живописцев. Я могу поэтому сравнивать с ними работы других художников. У вас есть способности и много упорства. Это хорошо — для начала. Наверное, вас многие хвалят. Но не поддавайтесь на всякую похвалу! Те, кто вас хвалят, сами не видели ничего лучшего… Зажгите свечу в темной комнате. Свет ее покажется сильным и ярким. Но попробуйте выйти на солнце с зажженной свечой. Куда пропал весь ее блеск? При солнечном свете пламя свечи стало совсем незаметным. Если вам когда-нибудь удастся увидеть эти великие произведения искусства и сравнить их с вашей работой, вы вспомните мои слова.
Вениамин Франклин
Франклин, помолчав немного, вытащил один из фультоновских портретов и, глядя на него, продолжал:
— Я вижу, вы честный и прямой юноша. Но здесь, — он постучал пальцем по рисунку, — вы говорите неправду. Эта дама, наверно, не так молода и красива, как вы изобразили ее. Будьте всегда искренни и правдивы. Если это трудно — молчите… Вы не лишены некоторого таланта, но вы еще не успели его развить. Недостатков у вас больше, чем достоинств. Чтобы верно нарисовать человека, надо его раньше понять. Тогда внутренние черты модели выступят из-под ее внешнего облика, как дно глубокого озера сквозь толщу воды. Если вот этот моряк действительно храбр, ему не надо грозно морщить брови и опираться на чугунную пушку. Сказать по правде, мне больше по душе ваши неоконченные рисунки с натуры. Эти скалы, освещенные солнцем, положительно недурны…
Фультон сидел, не смея дышать. Все, что говорил Франклин, была сущая правда. Сейчас он услышит свой окончательный приговор.
— Нашей республике нужны молодые таланты. Войны кончились. Страна развивается и растет. Необходимы школы, заводы, рудники, и дороги. Нужны ученые и писатели, изобретатели и художники. Верю — будут они и у нас. Вот, к примеру, любопытное изобретение какого-то Фича, — я только что прочел о нем статью в «Колумбийском Вестнике». Лодка, движущаяся силой паровой машины. Если это осуществимо, — как изменятся наши способы сообщения! Впрочем, вряд ли это вам интересно. Поговорим лучше о ваших картинах. Я считаю, что вы должны еще много учиться. Здесь в Америке нет хороших художников. Учиться вам надо в Европе…
Фультон вспыхнул от радости, но тотчас же смущенно потупился.
Франклин улыбнулся и продолжал:
— Я знаю, что вас смущает. Но мы с мистером Скорбиттом думаем уладить этот вопрос. Мы дадим вам необходимые средства, чтобы поехать в Европу. Нет, нет, не благодарите меня. Я немного научился разбираться в людях. Те небольшие деньги, которыми я вас снабжу, я даю не вам, а моей родине! Ей вы и должны вернуть этот долг!
В голосе Франклина послышались твердые нотки.
— Все, — продолжал он, — будет зависеть только от вас. Я чувствую, что вы не обманете моих ожиданий. Разве не так?
Фультон напрасно искал слов для ответа.
— Я дам вам еще, — добавил Франклин, — письмо к моему старому лондонскому другу, известному художнику мистеру Весту. Он гораздо лучше меня понимает в картинах. Может быть, он согласится взяться за ваше художественное образование. А теперь отправляйтесь к мистеру Скорбитту и передайте ему наш разговор.
Мягкая старческая рука легла на плечо взволнованного Фультона. В невольном порыве он прижался к ней своими губами. На мгновение ему показалось, что это рука его матери.
Сборы к от’езду не отняли много времени у молодого Фультона. От мистера Скорбитта и Вениамина Франклина Фультон согласился принять лишь самую скромную сумму. Роберт был искренне признателен мистеру Скорбитту за его помощь, но желал самостоятельно добиться жизненного успеха.
В письме к матери Фультон сообщал, что должен уехать, но скоро вернется, став знаменитым художником. И тогда…
— Тогда уж меня не будет в живых, — грустно думала, читая эти строки, Мэри Фультон.
В осенний пасмурный день 1786 года Роберт вступил на палубу «Ариэля» — английского быстроходного клипера. Чтобы не тратить лишних денег на переезд, Фультон взял самое дешевое место в трюме. Он не мог даже бросить прощального взгляда на родной берег, исчезавший в сизой дымке тумана. Грубые окрики английской команды, спертый, тяжелый воздух помещения, где лежали вповалку десятка три пассажиров, стонавших от приступов морской болезни, плач ребят, грязь, топот ног команды над головой вызвали в молодом Фультоне самые черные мысли. Будущее казалось ему безнадежным и мрачным. Это было первое морское путешествие Роберта Фультона. Морская качка на него почти не влияла. Гораздо тяжелее была невозможность уйти от окружающей обстановки. Были минуты, когда он с радостью готов был вернуться обратно. Но берег Америки был уже далеко. Взять себя в руки и вооружиться терпением — единственно, что оставалось делать всем пассажирам клипера «Ариэль». В наши дни переезд из Америки в Европу на пароходах-гигантах отнимает лишь несколько дней, но в эпоху Фультона он измерялся неделями. Все зависело от погоды и ветра. Если ветер был попутным, путешествие длилось не больше месяца, но бурная или безветреная погода удваивала этот немалый срок. В зеленом сундучке Роберта было несколько книг по истории — подарок Франклина молодому художнику. Книги и разговоры с командой помогли Фультону скоротать время томительного пути.
На «Ариэле» у Фультона было достаточно времени, чтобы еще раз глубоко заглянуть в самого себя.
Чем обладал Фультон, вступая, наконец, в настоящую жизнь? Прежде всего, крепкой верой в свои силы и в свое
