Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев

То, что людская молва называла консерватизмом, было предвидением святителя Филарета. Нередко у него то в проповедях, то в письмах вырывались оговорки, что и храмы, им освященные, будут разрушены, и иконы, украшаемые богатыми ризами, будут поруганы. В письме к отцу Антонию (Медведеву) 26 марта 1864 года святитель сообщает о своих писаниях в Синод относительно безнравственных зрелищ, безверной литературы и дешевого вина, губительно действующего на народ, заключая: «Но писать сие побудила меня обязанность, а не надежда успеха». Спустя год в письме к нему же вырывается: «Господи, спаси Царя и Россию, – не болящую ли?» (182, ч. 3, с. 261, 285).

Описание жизни и личности святителя Филарета было бы неполным и неверным без упоминания о его монашеском и старческом служении. На первый взгляд, какое уж тут монашество: посреди шумной Москвы, постоянно в окружении людей и в кипении множества дел. Но ведь это внешнее. А внутренней, духовной жизни Филарета не знал никто. Лишь своему духовнику, архимандриту Антонию (Медведеву), он открывал свои думы, печали, сомнения и переживания.

Печаль приносили родные. То батюшка загуливал в Коломне, то позднее зять, священник московской церкви Троицы в Листах Григорий Богоявленский, женатый на сестре владыки Аграфене Михайловне, в хмельном загуле бывал буен и жесток… и ничего-то поделать с этим было нельзя (см.: 39, т. 1, с. 391). То экономы подворья, присылаемые из Лавры, оказывались похитителями, утаивая тысячи рублей…

Отец наместник все знал и все понимал, хотя по собственной горячности частенько спорил с митрополитом. Вместе они основали в 1842 году неподалеку от Лавры Гефсиманский скит с особо строгим уставом, в котором митрополит не только отдыхал от трудов, но и предавался раздумьям.

«Не в усилении чувств молитва, но в тихом памятовании о Господе, – записал он в свой дневник 7 апреля 1836 года. – Помните о Нем, и Он Сам придет посеять молитву в сердце» (188, вып. 1, с. 59). Очевидно, что сам святитель постиг это «веяние тихого ветра»: И вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом; но не в ветре Господь. После ветра землетрясение; но не в землетрясении Господь. После землетрясения огонь; но не в огне Господь. После огня веяние тихого ветра (3 Цар. 19, 11-12).

Примечательно, что, не будучи знакомым с преподобным Серафимом Саровским, о котором он узнал от отца Антония (Медведева), святитель сразу не усомнился в святости старца и приложил много усилий для издания первого Жития преподобного, а позднее – для прекращения смуты в Серафимо-Дивеевской обители.

И конечно же, он сам стал старцем, духовным наставником для многих близких к нему лиц, среди которых названные ранее князь С. М. Голицын и скромный чиновник М. М. Евреинов, близкие к царскому двору В. М. Нарышкина, Е.В. Новосильцева и ревностные почитательницы митрополита, скромные московские дворянки Е. В. Герард, А. П. Глазова и многие другие. Святитель Филарет встречался с ними на Троицком подворье, навещал в их жилищах, к ним адресованы десятки его писем.

Приведем всего несколько фраз из писем к вдове генерала А. А. Тучкова – игумении Марии (Тучковой): «Что делается на всю жизнь, то лучше сделать нескоро, нежели торопливо»; «Невидимые, но подлинные грехи видеть иногда препятствуют человеку видимые, но мнимые добродетели»; «Врачуйте уязвленное сердце здравым рассуждением, молитвою и упованием на Бога»; «Да взыщем радости, в которой бы не скрывалось жало печали. Да не страшимся и печали, которая в радость будет».

11 сентября 1863 года митрополит Филарет направил созданному в Москве его попечением Обществу любителей духовного просвещения благодарственное письмо за избрание почетным попечителем. То не был формальный ответ, а нравственное наставление о мудрости христианской: «Мудрость христианская должна быть чиста — чиста по ее источнику, по ее побуждениям и цели… Мудрость христианская мирна, и подвизающийся для нее должен быть мирен… Только в тихой, а не волнуемой воде отражается образ солнца; только в тихой, не волнуемой страстями душе может отразиться высший свет духовной истины… Мудрость христианская кротка… Дух порицания бурно дышит в русской словесности. Он не щадит ни лиц, ни званий, ни учреждений, ни властей, ни законов. Для чего это? Говорят: для исправления. Но мы видим, как порицание сражается с порицанием, удвоенными и утроенными нападениями, и ни одна сторона не обещает исправиться… Мудрость христианская благопокорлива… Ревнители истинного просвещения должны поднимать дух народа из рабской низости и духовного оцепенения к свободному раскрытию его способностей и сил, но в то же время утверждать его в повиновении законам и властям, от Бога поставленным, и охранять от своеволия, которое есть сумасшествие свободы» (179, т. 5, с. 558–559). Эти слова можно назвать нравственным завещанием святителя Филарета.

5 августа 1867 года торжественно отмечалось пятидесятилетие служения святителя Филарета в архиерейском сане. В Свято-Троицкую Сергиеву Лавру со всех концов России съехались гости из разных епархий, архиереи, священники, монахи, депутаты от учебных заведений. После торжественной литургии и молебна в митрополичьих палатах состоялся торжественный акт. Первым было оглашено приветствие от лица императора и всей царской фамилии. Высочайшим рескриптом «за непрерывные заботы о духовном преуспеянии паствы, о насаждении и утверждении единоверия, о развитии и преумножении благотворительных и воспитательных учреждений, за щедрую поддержку оных, многочисленные пастырские писания, глубокую опытность в делах высшего церковного управления, пастырскую попечительность о высших интересах Православия и живое внимание к судьбам православного мира» предоставлено было патриаршее право предношения креста в священнослужении, ношение креста на митре и двух панагий. При сем пожалована была панагия, украшенная драгоценными камнями, на бриллиантовой цепочке и настольные портреты трех императоров, в царствования которых он служил, соединенные вместе и осыпанные бриллиантами. Последовали приветствия других лиц и учреждений, на которые святитель отвечал очень кратко.

«Маленький, хрупкий, сведенный к простейшему выражению своего физического существа, но с глазами, полными жизни и ума, он непобедимой высшей силой господствовал над всем, что происходило вокруг него, – вспоминал тот день Ф.И. Тютчев. – Пред своим апофеозом он оставался совершенством простоты и естественности; казалось, что он принимает все эти почести только затем, чтобы передать их кому-то другому, чьим случайным представителем он теперь является. Это было прекрасно! Воистину то был праздник духа» (цит. по: 69, с. 390–391).

Незадолго до юбилея митрополит Филарет перевел стихи почитаемого им святителя Григория Богослова (цит. по: 69, с. 388):