Валентин Бадрак - Стратегии гениальных мужчин

Но пытался ли Микеланджело что-либо доказать современникам? Вряд ли. Его неустанная борьба была в конечном счете лишь бесконечным сражением с самим собой. Сидя в каменоломнях и отбирая мрамор, он написал: «Покорить эти горы и обучить здешних людей искусству… Да легче воскресить мертвых!» Эти слова мастера, написанные в одном из писем и приведенные в своей книге о Микеланджело Роменом Ролланом, как нельзя лучше свидетельствуют о неверии мастера в людей. Он не признавал никого, контактируя с людьми лишь в силу жизненной необходимости и с большей радостью общался со своими каменными изваяниями, чем с живыми представителями рода человеческого. Мастер всерьез думал лишь о своих образах, о том, чтобы быть лучшим среди избранных, первым ваятелем и первым живописцем – окружающий мир в его глазах был лишь диковинным обрамлением, навязанным ему Создателем.

Хотя, объективно, потрясения мира порой отражались на восприимчивом Микеланджело куда больше, чем на его великих соотечественниках Леонардо или Рафаэле. Например, странным и непостижимым образом Микеланджело был вовлечен в восстание и даже… возглавлял фортификационные работы. Естественно, такое распыление сил крайне негативно отразилось на работе: не чувствуя в себе сил сосредоточиться, он на несколько лет практически прекратил творческие поиски. Казалось, он сам загонял себя в тупик и в конце концов снова работал на тех, против кого только что сражался. Трудно сказать, откуда проистекало такое противоречивое и более чем странное поведение Микеланджело; может быть, в его основе были бесплодные поиски спокойствия. Он знал, что ему надо творить, но попытки обогнать самого себя и контролировать все приводили к ускользанию главного, того, ради чего все было затеяно, ради чего он жил. Серии ошибок, скрепленные в единую цепь, сковывали мастера, но он успевал создавать шедевры, которые спасали ему имя, а порой и жизнь.

Хотя есть существенное различие между одиночеством Микеланджело и одиночеством Ницше, его противостояние окружающему миру не осталось незамеченным. До смерти презирая безликость, делая ставки на исключительное самовыражение и при этом злобно смеясь на всем родом людским, Микеланджело заставил его признать собственное величие, выражавшееся не только во многочисленных заказах, но и в благоговении перед образом мастера и его творений. Когда у него как-то спросили, почему у статуи отсутствует сходство с человеком, которого он ваял, Микеланджело, едко, со свойственной ему иронией рассмеявшись, ответил вопросом на вопрос: «Разве это будет видно через десять столетий?» Он был не просто уверен, он жил с мыслью, что творит историю, а его работы сделают имя Микеланджело бессмертным.

Но так же верно, что к концу жизни мастера все больше поражал недуг равнодушия – бесконечное услужение папам, отсутствие покоя и теплой человеческой любви, частое разрушение его творческих замыслов внешними обстоятельствами – все это, подрывая веру, нагнетало ком уныния и мрачного беспокойства. Несмотря на это, как и подобает великим творцам, он продолжал трудиться до самого смертного часа, силой воли отодвигая пришествие вечного покоя и удивляя окружающих своей стойкостью. Прожив почти девяносто лет, Микеланджело практически до последнего дня ездил верхом, жил нелюдимым аскетом и думал лишь об одном – о работе. К закату жизни он работал все больше механически, по привычке, осознавая, что лучшие творения уже не повторить. Но неестественная любовь к искусству, заменившая в его скорбной жизни все, его умиленное стремление к возвышенному и незримому, движение к бесконечности – все это дало Микеланджело-смертному власть над будущим – через творения, запечатленные в памяти человечества.

Альфред Нобель

«Если среди тысячи идей, которые возникают у меня в течение года, хотя бы одна хорошая, я удовлетворен полностью».

Итак, сознательное восхождение Альфреда Нобеля началось в возрасте 30–32 лет, после того как он совершил свои первые серьезные открытия, направленные, правда, лишь на деловые цели – получение как можно большей прибыли. И все же деньги не имели над исследователем реальной угрожающей власти. Нобель, став на путь науки и философии, всегда оставался прежде всего самозабвенным искателем и ученым, а уже потом бизнесменом и деловым человеком.

Но когда он совершил открытие взрывателя, это действительно явилось настоящей революцией и поворотом в судьбе, прежде всего самого Альфреда Нобеля. Правда, победа Нобеля-ученого еще не была победой Нобеля-бизнесмена, а он, будучи последовательным и организованным деловым человеком, непременно желал получить практические результаты от внедрения инновации в повседневную жизнь. Когда позже Альфред Нобель стал баснословно богатым благодаря своей практичности, напору и смелому применению на производстве каждого нового открытия, газеты, как правило, писали о нем как об «удачливом промышленнике», однако мало кто представляет, насколько сложным был реальный путь от взрывателя к собственным лабораториям и заводам в целом ряде стран.

Так, когда то тут то там стали происходить потрясающей силы взрывы нобелевского нитроглицерина, общественность возмутилась против смелого и настойчивого химика. Но его не остановила даже смерть брата Эмиля, погибшего во время одного из самых ужасных взрывов, который в один миг похоронил целый завод в Швеции. Эта катастрофа выбила почву из-под ног старика Эммануэля Нобеля, приковав его на последующие восемь лет – до самой смерти – к постели (хотя даже в таком состоянии мозг Нобеля-отца оставался светлым; так, к примеру, он сумел изобрести фанеру).

Сам же Альфред не только не отступил, но и, активно продолжая исследования свойств нитроглицерина, начал кампанию его рекламы в разных странах. А в ответ на протест властей против опасного вещества, которое он производил и пропагандировал, Нобель отважился на почти немыслимый шаг: начать производство на плавучей барже посреди озера. Такими яростными и отважными действиями он продемонстрировал, насколько глубока была его вера в себя и в собственную идею. Ученый действовал на редкость последовательно и отважно, а совершая немыслимо опасные и изнурительные путешествия, во время которых проводил рекламу продукции собственного изобретения, он шаг за шагом шел к признанию. Нобель был действительно неутомим в ведении многоплановой борьбы с консервативным и отсталым миром, никак не желающим признать окончание эпохи порохов. Неистовым энтузиазмом и волей он добивался жесткой организации и порядка в лабораториях и на заводах, которые основывал. Это обеспечивало почти безопасные условия даже во время таких несносных и чрезвычайно опасных предприятий, как производство нитроглицерина кустарным способом посреди озера. При всем этом он успевал продвигать исследования все дальше и дальше. Мозг Нобеля был настроен исключительно на волну активности, и как это бывает с великими исследователями, Альфред жертвовал всем, даже личной жизнью, ради головокружительного и почти рокового восхождения. Если бы Нобель был просто добытчиком денег, никакой азарт и никакие другие силы не заставили бы его предпринимать бесконечные рискованные эксперименты со взрывоопасными веществами.