Михаил Дубинский - Женщина в жизни великих и знаменитых людей

Наконец, пришла желанная весть: «невеста едет!» Это было сигналом также и для Наполеона, который стремительно поехал ей навстречу. Согласно им же выработанному с большою тщательностью церемониалу, встреча должна была произойти в Суассоне, где был устроен лагерь для приема императрицы. Когда он выехал из Компьена, решение подчиниться церемониалу было у него твердо; но в дороге им овладело сильнейшее нетерпение и он, узнав, что Мария-Луиза всего в двенадцати верстах от него, сел в экипаж вместе с неаполитанским королем и помчался к ней без свиты. Завидев издали кортеж в Курселле, он вышел из экипажа и подошел к карете Марии-Луизы. Лакей не знал намерения Наполеона и поэтому, открыв дверцы, торжественно провозгласил:

— Император!

Можно представить себе общий переполох. Особенно смутилась Мария-Луиза. Красная и без того, она запылала румянцем во всю щеку. Она вовсе не ждала императора, уверенная, что увидится с ним только к вечеру. Но размышлять долго нельзя было. Дверцы захлопнулись и экипаж понесся с необычайной быстротой. От церемониала, над которым Наполеон ломал голову столько времени, и след простыл.

Вечером императорская чета была в Компьене. Там был подан ужин, за которым присутствовали также король и королева неаполитанские. Нанолеон был вне себя от радости и счастья. Здоровые щеки молодой жены и династические соображения действовали на него, как удары электрической батареи. Он помнил, что, согласно церемониалу, ему необходимо после ужина удалиться из дворца, оставив супругу, с которою обвенчался только гражданским браком, да и то через посредство заместителя, одну. Но как оставить? Он умолял за ужином горевшую от стыда и охваченную робостью молодую женщину не настаивать на церемониале и, раз он оказался нарушен вначале, довести его разрушение до конца и позволить ему переночевать во дворце. Мария-Луиза сопротивлялась, но сестра Наполеона, неаполитанская королева, не раз оказывавшая брату услуги в подобных случаях, пришла ему на помощь; во и это не помогало. Девушка не понимала, чего от нее хотят, и очень удивлялась, что церемониал нарушается без всякой надобности. Между тем, Наполеон продолжал пылать и, думая, что ее смущают какие-нибудь соображения о брачных формальностях, позвал к себе кардинала Феша, своего дядю, и спросил:

— Разве мы повенчаны не как следует?

— Безусловно, как следует по гражданским законам, — отвечал кардинал, не зная, какие последствия будут иметь его слова.

Мария-Луиза уступила, а через некоторое время влюбленный Наполеон, надушенный одеколоном и в халате, тайно пробирался в опочивальню своей юной супруги.

На следующий день он спросил своего лакея, не видел ли кто, как он нарушил церемониал. Конечно, все видели, но лакей сказал, что никто не видел, и все сделали вид, что ничего не знают…

С этой минуты началось истинное семейное счастье Наполеона. Он почти не отходил от жены, присутствовал когда она одевалась, заигрывал с вею, щипал ее щеки, шею и т. п. Мария-Луиза сердилась, но тихо. Тогда он хватал ее в объятия и, осыпав поцелуями, называл своим «толстым животным». Мария-Луиза успокаивалась, и игра возобновлялась.

Кроме соображений, о которых мы упомянули выше, на любовь Наполеона влияло, по всей вероятности, еще одно обстоятельство. В глубине души он был, несомненно, человек порядочный и его сильно смущали легкие нравы, царившие кругом. К тому же он помнил еще приключения Жозефины, помнил, как мало счастья доставляли ему женщины, дарившие в одно и то же время благодарностью и других мужчин. При этих условиях порядочность Марии-Луизы должна была сильно на него действовать, и нужно призвать вполне искренними слова, обращенные им однажды к молодой жене:

— Целомудрие для женщин то же, что храбрость для мужчин. Я презираю труса и бесстыдную женщину.

В Парижа немало удивлялись пылкой любви Наполеона. «Если бы я захотел дать вам понять, как император любит нашу прелестную императрицу, — писал кардинал Мори жене одного из выдающихся генералов, — то это была бы напрасная попытка. Это истинная любовь, но на этот раз любовь доброкачественная. Он влюблен, повторяю, как никогда не быль влюблен в Жозефину, потому что, сказать по правде, ведь он не знал ее молодою. Ей уже было за тридцать лет, когда они поженились. Между тем, эта молода и свежа, как весна. Вы ее увидите и будете в восторге».

Но как относилась в Наполеону сама Мария-Луиза? Мы уже сказали выше, что она была полное ничтожество. Ей велели принять предложение Наполеона, она приняла. Ей приказали поехать в Париж, она поехала. Она была олицетворенное послушание. Требования Наполеона она исполняла беспрекословно, но это не исходило из ее разума или сердца. Она просто исполняла супружеские обязанности. Однажды Наполеон пришел к себе утомленный и попросил позвать Марию-Луизу. Императрица пришла. Наполеон поднялся к ней навстречу и крепко поцеловал в щеку. Мария-Луиза полезла в карман и, вынув платок, вытерла то место, которое поцеловал ей муж.

— Разве я тебе противен, что ты вытираешься? — спросил император.

— Нет, я по привычке.

Наполеон был, конечно, поражен и ответом, и привычкой; тем не менее он промолчал.

— Спи у меня, — сказал он через некоторое время.

Императрица, конечно, исполнила бы и эту просьбу, но Наполеон любил, чтобы в его комнатах было очень, тепло и поэтому приказывал хорошо топить печи. Мария-Луиза отвечала:

— Здесь жарко.

Действительно, жара делала то, что слишком уже розовая и плотная Мария-Луиза принимала цвет вареного рака. Поэтому она предпочла спать на своей половине без света, чтобы не выставлять наружу оборотную сторону своих прелестей. Тем не менее она часто говаривала о своей любви к императору и о том же писала в письмах к нему. Мы сейчас увидим, что разумела бывшая эрцгерцогиня под словом «любовь».

Единственное, что можно сказать в пользу Марии-Луизы, это то, что она была безусловно верна Наполеону. Никаких интрижек ни с кем она не завязывала, да они шли бы в разрез с ее гладким, спокойным, ничем не смущаемым существованием. «Если бы Франция знала все достоинства этой женщины, — сказал однажды Наполеон в минуту полного довольства, которое, по словам его биографов, всегда следовало за благосклонностью Марии-Луизы, — то она упала бы перед нею на колени». Конечно, он не ревновал и не подозревал ее. Но он все-таки не мог забыть похождения Жозефины. И вот почему Наполеон приказал, чтобы в покои императрицы никогда не входил ни один мужчина (единственное исключение было сделано для учителя музыки Паэра) и чтобы при императрице всегда находилась придворная дама.