Алексис Токвиль - Демократия в Америке

Никогда воображение человека не могло замкнуться в ограниченных рамках его шестидесятилетней жизни, никогда его душе не могло хватить несовершенных радостей этого мира. Среди всех живых существ только человек испытывает естественное отвращение к жизни и в то же время страстно хочет жить, он и презирает жизнь, и страшится небытия. Под влиянием этих различных чувств его душа стремится к созерцанию другого мира, и путь в этот мир ему указывает религия. Таким образом, религия представляет собой особую форму надежды, она так же присуща человеку, как и обычная надежда. И если люди и отдаляются от веры, то лишь в силу заблуждений ума и вследствие нравственного насилия над своей природой. Их склонность к религии непреодолима. Неверие — это исключение из правила, естественным состоянием человечества является вера

Если рассматривать религию только как одно из порождений человеческого духа, то можно сказать, что все религии черпают часть своей силы в самом человеке. И так будет всегда, таково свойство человеческой природы.

Я знаю, что бывают эпохи, когда к этому характерному для религии влиянию добавляется искусственное воздействие законов и материальная поддержка властей, управляющих обществом. В истории бывали времена, когда в результате тесной связи религии и правительства люди находились под гнетом страха и религии одновременно. Однако можно сказать, не опасаясь ошибиться, что религия, заключающая подобный союз, действует так же, как некоторые люди: она жертвует будущим ради настоящего и, хотя и приобретает несвойственную ей силу, теряет в то же время присущее ей могущество.

Когда господство религии опирается лишь на дорогое душе каждого человека стремление к бессмертию, ее влияние может быть всеобщим. Если же религия объединяется с правительством, то у нее неизбежно возникают учения, которые верны лишь для некоторых народов. Так, вступая в союз с политической властью, религия увеличивает свое влияние на некоторых, но теряет надежду господствовать над всеми.

До тех пор пока религия опирается на чувства, которые могут служить утешением в любой скорби, она способна привлечь к себе души людей. Если же она вмешивается в мучительную борьбу страстей нашего мира, ей иногда приходится защищать союзников, руководствуясь выгодой, а не любовью; она вынуждена рассматривать как врагов и отталкивать людей, зачастую еще приверженных ей, хотя и вступивших в борьбу с ее союзниками. Пользуясь материальной силой правителей, религия неизбежно начинает внушать такую же ненависть, как и сами эти правители.

Гарантией долговечности, казалось бы, глубоко укоренившихся политических сил являются лишь мировоззрения одного поколения, интересы одного века, часто — жизнь одного человека Какой-либо закон может изменить общественное устройство, представлявшееся абсолютно незыблемым и прочным, и вслед за этим может измениться все.

Любая власть, существующая в обществе, является в той или иной степени преходящей, как и наша жизнь на земле. Власти быстро сменяют одна другую, как различные заботы повседневной жизни. Никогда не существовало правительства, которое опиралось бы на постоянные склонности человеческого сердца или на вечные интересы.

До тех пор пока религия черпает свою силу в чувствах, инстинктах и страстях, которые возрождаются без изменений во все исторические эпохи, она может не страшиться времени или по крайней мере ее может победить только новая религия. Но когда религия стремится найти опору в интересах этого мира, она становится почти такой же уязвимой, как и все земные силы. Будучи одна, она может надеяться на бессмертие. Если же она

226

связана с недолговечной властью, она разделяет ее судьбу и зачастую гибнет вместе с преходящими страстями, на которые она опирается.

Итак, союз с политическими силами слишком обременителен для религии. Она не нуждается в их помощи, чтобы выжить, а служба им может привести ее к гибели.

Опасность, о которой я говорю, существует во все времена, но не всегда ее легко распознать.

В одни эпохи правительства кажутся вечными, в другие, напротив, создается впечатление, что жизнь общества менее долговечна, чем жизнь человека.

При одних конституциях граждане как бы пребывают в летаргическом сне, при других их охватывает лихорадочное возбуждение.

Когда правительства кажутся сильными, а законы — постоянными, люди почти не замечают, какую опасность представляет для религии союз с властью.

Когда правительства слабы, а законы — изменчивы, эту опасность замечают все, но в этих случаях ее часто уже невозможно избежать. Поэтому нужно уметь распознавать ее заранее.

По мере того как народы проникаются демократическими идеями и склоняются к республиканскому устройству общества, союз религии и власти становится все более опасным: ведь наступают времена, когда сила будет то в одних руках, то в других, политические теории станут сменять одна другую, люди, законы и даже конституции будут исчезать или меняться ежедневно. И все это будет происходить не в течение какого-либо периода, а постоянно. Волнения и нестабильность заложены в природе демократических республик, так же как оцепенение и спячка свойственны абсолютным монархиям.

Американцы меняют главу государства каждые четыре года, каждые два года они избирают новых законодателей и каждый год меняют местные власти. Политическая жизнь в Америке постоянно подвергается воздействию реформаторов. И если бы американцы не позаботились об отделении религии от политики, какое место она смогла бы занять среди постоянно меняющихся мнений людей? Во что борьба партий превратила бы то уважение, которое должно воздаваться религии? Что стало бы с ее бессмертием, если бы все вокруг нее гибло?

Американские священники первыми осознали эту истину и сообразуют с ней свое поведение. Они поняли, что для достижения политического влияния нужно отказаться от влияния религии, и они предпочли потерять поддержку власти, чем испытывать на себе свойственные ей превратности.

В Америке религия, возможно, не достигает того могущества, которое она имела в некоторые времена и у некоторых народов, но ее влияние более прочно. Она опирается лишь на свои собственные силы, которых ее никто не может лишить, она действует только в одной определенной области, но занимает ее всю и господствует в ней, не прилагая особенных усилий.

Я слышу голоса, которые раздаются по всей Европе: все оплакивают неверие и хотят знать, каким образом вернуть религии хотя бы часть ее былого могущества.