250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке
Это особенно необходимо по отношению военной цензуры вне района театра военных действий, как находящегося во всех своих частях в совершенно одинаковых условиях и где по отношению военной цензуры могут быть предоставлены известные облегчения по сравнению с театром военных действий, на котором военная цензура находится, естественно, в совершенно особых условиях, как по отношению всего театра вообще, так и по отношению различных частей его в частности, как могущих находиться в совершенно особых военных условиях, почему ст. 14 Временного положения о военной цензуре ведение военной цензурой на театре военных действий и предоставлено штабам главнокомандующих армиями, флотом и военными округами на театре военных действий, по указанию главнокомандующих или командующих отдельными армиями, по принадлежности.
Однако, признавая желательным возможно большее согласование начал цензуры на театре военных действий и вне его, было бы весьма полезным, чтобы все изменения и дополнения к Временному положению о военной цензуре, которые проводятся на основании ст. 11 сего Положения, сообщались в штаб Верховного главнокомандующего для принятия во внимание при руководстве военной цензурой на театре военных действий.
Ввиду письма, с которым обратился ко мне по вопросу о постановке военной цензуры управляющий Министерства внутренних дел, я считаю долгом изложенное мнение по затронутым выше вопросам, которое разделяет Верховный главнокомандующий, представить на ваше усмотрение».
Оба письма Янушкевича были составлены генералом Даниловым, что свидетельствует о том, что при таком важном случае он наконец занялся вопросом и усвоил хоть его основы, наделав ошибок в более или менее важных деталях, – до такой степени Положение о военной цензуре не поддавалось изучению военными властями.
13 июля начальник штаба VII армии генерал-лейтенант Стремоухов сообщил Данилову, что при цензурировании гранок одной из издающихся в Одессе газет «военной цензурой отмечено было появление время от времени в тексте сообщений морского отдела набора из нескольких десятков букв, представляющегося на первый взгляд ошибкой или небрежностью наборщика. При ближайшем ознакомлении с этим установлено, что в каждом из этих, по-видимому, не имеющих смысла наборов букв является постоянно одна комбинация из пяти букв то в начале, то в середине набора, представляющаяся как бы условным ключом для расшифрования всей системы. Путем комбинирования букв в двух случаях удалось составить фразы военно-шпионского содержания, из чего можно заключить, что описанное явление представляет собой способ для шифрованных сношений по военной разведке». Штаб Верховного предупредил об этом все фронты и начальника Генерального штаба.
29 июля начальник Главного управления почт и телеграфов Похвиснев телеграфировал начальнику Управления военного сообщения штаба Верховного генералу Ронжину: «Из-за границы ежедневно в среднем получается 70 000 писем наших военнопленных, из коих военная цензура, за недостаточностью личного ее состава, пропускает лишь 50 000 в день, задерживая просмотром на две-три недели; остальные же 20 000 хранятся непросмотренными, причем в числе непросмотренных имеются письма, полученные в конце минувшего года. Последнее время усилением личного состава цензуры достигнуто ускорение в просмотре залежавшихся писем, коих пропускается в день до 75 000 штук, однако, судя по положению цензуры, принятые меры недостаточны для устранения продолжающегося накопления писем военнопленных».
Отсюда с отменой суточных денег и начался беспорядок в цензуре корреспонденции. Масса почтово-телеграфных и других чиновников стали уклоняться от бесплатной работы.
Верховный главнокомандующий 28 июля получил следующую телеграмму от председателя Государственной думы Родзянко:
«По распоряжению начальника штаба Киевского военного округа, киевским газетам воспрещено печатать речи членов Государственной думы левых партий. Государственная дума в ее нынешнем составе и настроении есть возбудитель бодрости духа и патриотического воодушевления для всей России; речи, произносимые в Государственной думе, есть сплошной призыв бороться во что бы то ни стало и работать для победы усилиями всей страны. В этом смысле по своей основной идее совершенно одинаковы речи ораторов как правых, так и левых партий. Из последних особенно сильно и горячо прозвучала речь Милюкова. Запрещать обнародование такой речи – это значит собственными руками уничтожать один из элементов победы – бодрый дух армии и населения. Нельзя забывать, что теперь сражаются и умирают люди не только правых, но и левых партий. Естественно, что для таких лиц ближе к сердцу идет призыв забыть все и думать только о победе, когда этот призыв исходит из уст их же единомышленника. При таких условиях запрещение печатать речи членов Государственной думы есть крупная государственная ошибка, о чем считаю долгом доложить вашему императорскому высочеству. Председатель Государственной думы Родзянко». На этом Янушкевич написал: «Прошу срочно переговорить. Военная цензура давно отошла от своих задач. 29 июля. Ян».
В тот же день начальнику штаба Киевского округа было предложено отменить свое распоряжение, а 31 июля главнокомандующим армиями Северо-Западного и Юго-Западного фронтов, главнокомандующему VI армией, командующему VII и Кавказской армиями Янушкевичем была отправлена весьма знаменательная телеграмма:
«Верховным главнокомандующим обращено внимание на участившиеся случаи неправильных действий военной цензуры, указывающие на то, что далеко не все военные цензоры осведомлены о своих обязанностях и правильно их понимают, причем зачастую допускают произвол в своих отношениях к печати. Его императорское высочество повелел обратить внимание всех органов военной цензуры на то, что руководящим основанием для деятельности военных цензоров должен служить „Перечень сведений и изображений, касающихся внешней безопасности России, оглашение и распространение коих в печати воспрещается“, новое издание какового 24 июля утверждено Советом министров. Только пределами этого „Перечня“, собственно, и исчерпывается область военной цензуры в отношении печати. Хотя, согласно статье 11 „Временного положения о военной цензуре“, предоставлено право главнокомандующим и командующим отдельными армиями издавать подробные правила по применению „Положения“, а следовательно, и „Перечня“, но к этому надо прибегать с особой осторожностью, и предоставляемое этой статьей право может и должно быть используемо лишь в отношении сведений, не вошедших в „Перечень“, и притом таких, которые имеют прямое отношение к военным действиям и обстоятельствам, ими вызываемым, и лишь в тех случаях, когда временное дополнение „Перечня“ вызывается действительной обстановкой, в которой тот или иной район театра военных действий находится, а также когда требуется экстренное или срочное принятие подобного распоряжения. Еще с большей осторожностью должны военные цензоры пользоваться ст. 31 „Положения о военной цензуре“, предоставляющей им право не допускать к печати сведений, вредных для военных интересов, по мнению цензора. Право это отнюдь не должно никогда переходить в произвол, так как в таком случае придется лишить военных цензоров этого дискреционного права. Особенно осторожное обращение с печатью
