Франко Дзеффирелли - Автобиография
В одном интервью в России меня попросили рассказать поподробнее о выставке моих театральных работ, которая проходила в Риме, в Национальной галерее в Афинах и в палаццо Веккьо во Флоренции. Все началось как раз во Флоренции в 1985 году, когда милейший отец Спинилло предложил мне выставить несколько театральных эскизов в монастыре Сан-Марко, где я провел немалую часть своей юности, в двух шагах от шедевров Фра Беато Анджелико, которые так хорошо были мне знакомы. И то, что задумывалось как небольшая выставка из пятидесяти рисунков, стало расти и в конце концов выросло до ста двадцати картин, эскизов декораций и костюмов, причем многие из них мне пришлось забирать у людей, у которых они давно уже осели.
Я сказал тогда журналисту, что мне бы очень хотелось показать эту выставку в России, добавив к ней последние произведения, которых не так мало, и некоторые из них совсем неплохи. Вскоре со мной связался Михаил Куснирович, очень милый человек, влюбленный в нашу страну настолько, что быстро выучил итальянский язык и даже своей компании дал итальянское название «Bosco di ciliegi», напоминающее одну из моих любимых пьес Чехова[119].
Куснирович сказал, что его компания традиционно представляет в мае различные события культурной жизни, и ему бы хотелось устроить ретроспективу моих фильмов и одновременно выставку моих работ на ближайшем майском фестивале. Слышать это, конечно, было очень приятно, но мне хотелось, чтобы выставка проходила в серьезном музее. Я мечтал, чтобы ее показали в Москве просто как выставку живописи, а не как творческий путь художника-постановщика. Куснирович сразу понял, что я имел в виду, но просто потряс меня, когда несколько недель спустя позвонил в Рим и спросил, согласен ли я на проведение выставки на следующий год в Музее изобразительных искусств имени Пушкина. Музей Пушкина! Одно из лучших собраний мира! Еще бы!
Среди многих интересных людей, которых я встретил во время той поездки в Россию, я очень полюбил писателя и журналиста Сергея Николаевича, большого поклонника оперы, умнейшего человека, блестяще знающего английский. Его незаурядный ум и широчайшая культура простирались до необозримых горизонтов. Он пригласил меня на ужин в шикарный ресторан (кстати, тоже «Пушкин»), который стал для меня местом любопытных открытий. Большой двухэтажный ресторан, великолепно сохранившийся во всех деталях в строго классическом имперском стиле конца XIX века — от деревянной отделки до обоев, посуды, столовых приборов и даже лифта из бронзы и латуни. Официанты выглядели как персонажи Тулуз-Лотрека. А кухня, la cuisine, просто чудо. Мне так понравилось там, что захотелось узнать побольше: как, например, удалось сохранить дух того счастливого и беззаботного времени. Сергей не дал мне прямого ответа, только сказал, что ресторан открыли всего несколько месяцев назад.
— Ты хочешь сказать — закончили реставрацию? Молодцы, просто шедевр.
— Нет, — сказал он, — строительство завершилось несколько лет назад. Но понадобилось время, чтобы воссоздать интерьер, до сих пор еще не все закончено.
До меня так и не доходило:
— Ты имеешь в виду реконструкцию, а не строительство?
Сергей рассмеялся, встал и снял со стены фотографию:
— Вот так было семь лет назад.
На фотографии было здание, напоминающее казарму, с тоскливым, как у почты, фасадом. Я занервничал. Он что, смеется надо мной? Сергей позвал метрдотеля, который принес альбом с фотографиями, сделанными во время работ. Я не мог поверить своим глазам.
— А резчиков по дереву, а кузнецов, а обойщиков где вы взяли?
— Работают они медленно, — объяснил мне Сергей, — но дело свое знают хорошо. Может, по наследству передавали, от отца к сыну.
И это тоже Россия.
У Сергея очень ясные и интересные взгляды на историю и политику. Когда я был свободен от репетиций, мы с удовольствием гуляли по Москве, и он знакомил меня с ее тайнами. Мне нравилось дышать воздухом «матушки Руси», а по мнению Сергея, Россия должна была вновь стать Русью-матушкой.
Мы говорили с ним обо всем. Я прошел с ним ускоренный курс русской культуры, перепрыгивая с одной темы на другую.
Однажды он неожиданно заговорил об Алексисе де Токвиле и спросил, читал ли я его. Не без гордости я ответил, что хорошо помню его книгу 1830 года «Демократия в Америке». И мы вместе стали вспоминать теорию де Токвиля, согласно которой после трагического краха Французской революции, разочарований, ошибок Наполеона, нежно лелеемая мечта о великой Европе рухнула. Де Токвиль считал, что будущее Европы будет зависеть от отношения двух великих политических образований: Америки и Англии на западе и России на востоке.
Сергей повторял наизусть теорию де Токвиля:
«Сегодня в мире существуют две великие державы, которые имеют одно назначение и одну ответственность за движение цивилизации вперед. Это русские и англо-американцы. Весь мир мается на одном месте, а эти две нации несутся вперед, как молнии. Любопытно наблюдать, как они движутся с очень разных исходных точек: одна от культа свободы, другая от идеи послушания Государю. Но обе избраны волею Небес, чтобы править доброй половиной Земли, от Сан-Франциско, через всю Европу и Россию, до Владивостока».
Больше всего поражает в пророческом видении де Токвиля то, что он за несколько десятилетий объявил о грядущем открытии новых источников энергии, которым суждено смешать все планы, и неважно, что источники оказались на самом деле не теми, которые он имел в виду.
«Вы в самом деле хотите вечно зависеть от шантажа арабов, которые в глубине души презирают вас и ненавидят, будучи непримиримыми врагами вашей культуры? Может, вы сумеете понять в будущем, насколько нуждаетесь в России, как Россия уже поняла, что нуждается в вас? Будущее этих двух культур не в бесконечном противостоянии, а в привычной гармонии, как у сестер — дочерей одного отца, христианства».
Сегодня Россия — планета, близость которой мы должны ощутить, у нас слишком много общих ценностей. Россия найдет свой путь к свободе, но на это не хватит жизни одного поколения. Ее свобода может очень отличаться от привычной нам, но это не обязательно дурно для них или даже для нас. Она может помочь нам пробудить идеалы, встряхнуться ото сна, в который мы погружены.
Конечно, столкновение с этой страной приводит нас к тревожным размышлениям. Русский народ стремится обрести ту свободу, которой был лишен три четверти века, тогда как мы наслаждались ею шестьдесят лет и теперь пользуемся каждым удобным случаем, чтобы поставить ее под удар. Трагическая ирония заключается в том, что те, кто задушил свободу России, пытаются сегодня отобрать ее у нас (я имею в виду все тех же злодеев).
