Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий
Люсьен сел за стол и взял перо, но при первых же словах, продиктованных братом, раздавил перо на бумаге, вскочил, оттолкнул стул и пошёл к двери.
— Стойте! — произнёс император так повелительно, что Люсьен вздрогнул, вернулся и опять сел за стол. Наступила мёртвая тишина; слышны были только далёкие, из-за дворцового сада, крики толпы «Виват император!»»[1786].
По версии Эмиля Людвига, Наполеон говорит: «Я сделал всё, что мог», и только «после этого эпилога из пяти слов, в которых выражено всё», диктует Люсьену, а тот нервно царапает на бумаге текст его второго отречения от престола[1787]. Вот он, этот текст: «Народ Франции! Вступая в войну, чтобы отстоять национальную независимость, я рассчитывал на объединение всех усилий, всех желаний и на содействие всех национальных властей. У меня были основания надеяться на успех, и потому я пренебрёг заявлениями иностранных держав, направленных против меня. Теперь обстоятельства, судя по всему, изменились. Я приношу себя в жертву ненависти врагов Франции. Надеюсь, что они искренни в своих заявлениях и желают зла только мне лично. Объединитесь же ради общественного спасения, во имя национальной независимости»[1788].
«Люсьен и Карно восклицают в один голос: император забыл упомянуть сына! «Мой сын, мой сын! Какая химера! Да не в пользу сына я отрекаюсь, а в пользу Бурбонов! — возражает Наполеон, а затем с горечью добавляет. — Они хотя бы не пленники в Вене». Впрочем, с какой-то обречённой покорностью он диктует новый параграф: «Моя политическая жизнь кончена, и я объявляю императором французов моего сына, под именем Наполеона II <…>. Приглашаю палаты издать соответствующий закон и установить регентство»»[1789].
Потрясённый Карно отправился уведомить об отречении императора Палату пэров, а ликующий Фуше, не чуя ног под собою, поспешил с той же миссией в Палату депутатов. Карно сопровождали министр финансов Годен и генеральный казначей Мольен, а Фуше — министр иностранных дел Коленкур и морской министр Декре. Пока Карно и Фуше с провожатыми были в пути к депутатам и пэрам, обе палаты «теряют терпение и направляют своего эмиссара (командира батальона Национальной гвардии) объявить Наполеону, что они собираются голосовать за его отрешение от власти. Император с иронией отвечает: «Как эти господа спешат! Скажите им, чтобы они успокоились. Четверть часа назад я послал им своё отречение»»[1790].
Зато прибытие Карно и Фуше с известием об отречении Наполеона вызвало бурю восторга почти у всех депутатов и у большинства пэров. Остаток дня, вечер и часть ночи с 22 на 23 июня они посвятили выборам Временного правительства из пяти человек: трое — от депутатов и двое — от пэров. Депутаты избрали Карно, Фуше и генерала П. Гренье — старого друга Ж.В. Моро, якобинца, который никогда не грешил (в представлении депутатов) излишней преданностью императору. От Палаты пэров членами Временного правительства были избраны Коленкур и бывший комиссар якобинского Конвента Н.-М. Кинет. Трое из пяти избранных (Карно, Фуше и Кинет) голосовали за казнь Людовика XVI. «Таким образом, — подытоживает Д. Вильпен, — цареубийцы триумфально возвращаются во власть, составляя три пятых новой Директории. Здесь нет ни одного явного роялиста. В конечном счёте по отношению к Людовику XVIII Временное правительство 1815 г. настроено ещё более оппозиционно, чем к Наполеону»[1791]. Действительно, Карно и Коленкур по-прежнему стояли за императора.
Тем временем народ Парижа, его предместий и периферийных, вплоть до отдалённых, департаментов выражал свою солидарность с императором все более энергично и угрожающе. «Весь Париж кипел, как котёл на огне, — пишет об этом Д.С. Мережковский, ссылаясь на Анри Гуссе. — Толпы рабочих ходили по улицам с революционными песнями. Весть об отречении только подлила масла в огонь. Все грознее становились крики: «К оружию! К оружию!» Были в толпе и офицеры Великой Армии. «Батальонами пойдём на палаты, — грозили они, — потребуем нашего императора, а если не получим, подожжём Париж с четырёх концов!»»[1792].
Едва ли не большую часть протестантов составляли тогда стекавшиеся в столицу на летний сезон с разных концов страны «многие десятки тысяч строительных рабочих — каменщики, плотники, слесари, кровельщики, землекопы и т.п. <…>. Они были гораздо более связаны с деревней, чем постоянные парижские рабочие. И потому они ненавидели Бурбонов двойной ненавистью — и как рабочие, и как крестьяне, а в Наполеоне видели верный залог избавления от Бурбонов. Эта масса не хотела успокоиться, не хотела примириться с отречением Наполеона. Она избила до полусмерти на улице несколько хорошо одетых людей, в которых заподозрила роялистов «аристократов», потому что они отказались кричать с толпой: «Не нужно отречения!» Эти народные толпы беспрестанно сменяли друг друга. «Никогда народ не обнаруживал к императору больше привязанности, чем в эти дни», — пишет свидетель того, что происходило в Париже не только до отречения, но и после него, 23, 24, 25 июня, когда тысячные толпы всё ещё не хотели примириться с совершившимся»»[1793]. Поразительный факт из воспоминаний очевидцев засвидетельствовали Анри Гуссе и Доминик Вильпен: «На Вандамской площади двести-триста человек встали на колени перед колонной со статуей Наполеона, клянясь умереть за него»[1794].
Немудрено, что в таких условиях Наполеона (как он признался в этом своему адъютанту Ш.-Т. Монтолону), «одолевает искушение вновь захватить власть: достаточно ему только приказать, чтобы тысячи человек, к которым присоединилась бы и армия, набросились на предателей, засевших в Тюильри и Бурбонском дворце»[1795]. Но император превозмог соблазн власти и остался верен своему отречению. Зато был донельзя перепуган пронаполеоновскими манифестациями Жозеф Фуше, который именно в эти дни «на две недели становится властелином Франции»[1796].
Политический хамелеон, не уступавший в этом качестве Талейрану, Фуше 23 июня возглавил Временное правительство, выказав при этом такие изворотливость, мошенничество и энергию, что ему позавидовал бы и сам Талейран. Сначала он договорился с «временщиками», что они сами, без вмешательства палат, изберут себе председателя. «Когда это предварительное условие принимается (никто из коллег Фуше, естественно, не усмотрел здесь никакой интриги. — Н.Т.), он обещает отдать свой голос Карно, который счёл, что обязан поступить так же (т.е. проголосовать за Фуше. — Н.Т.). Между тем Фуше голосует за себя и получает большинство»[1797].
Первым делом временный (скорее главарь, чем глава) Франции стремится удалить Наполеона из Парижа, ибо «чернь с Наполеоном может всё»[1798]. Попытки Фуше руками своих агентов раздать манифестантам деньги,
