Алексей Карпов - Юрий Долгорукий

Мстислав, Василий (Василько), Михаил (Михалко) и Всеволод определенно родились во втором браке Юрия (ср. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 521, где сообщается об уходе Мстислава и Василько «с матерью» в Греческую землю; «и Всеволода молодого пояша со собою третьего брата»). Михалко был предпоследним сыном Юрия (см. ПСРЛ. Т. I. Стб. 372). Между прочим, есть основания для того, чтобы определить более или менее точную дату его рождения. Накануне битвы на Лыбеди (конец апреля — первая половина мая 1151 г.) князь Вячеслав Владимирович называл точное число сыновей Юрия — семь (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 430). Ростислав и Иван к тому времени уже умерли, Всеволод и, очевидно, Михалко еще не родились. Соответственно, появление Михалка на свет должно быть датировано временем между маем 1151 г. и, очевидно, самым началом 1154 г. (19 октября 1154 г. у Юрия родился младший сын Всеволод).

15

Дата определяется следующим образом. Сын Юрия Долгорукого от второго брака Василий (Василько) в конце лета — осенью 1149 г. был посажен отцом на княжение в Суздаль (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 384). Еще один сын от второго брака, Мстислав, в феврале 1150 г. вместе со своими старшими братьями Ростиславом, Андреем и Борисом принимал участие в сражении при Луцке (ПСРЛ. Т. I. Стб. 324; Т. 2. Стб. 389; Т. 7. с. 47). И то и другое едва ли могло иметь место, если бы княжичи не достигли совершеннолетия, т.е. возраста хотя бы 12—13 лет. (О появлении на свет обоих князей именно во втором браке см. выше, прим. 38.) Соответственно, и Мстислав, и Василько Юрьевичи должны были появиться на свет не позднее 1137—1138 гг., а сам брак заключен не позднее 1136— 1137 гг.

16

См.: Татищев. Т. 1. с. 375. Впрочем, Татищев говорит об этом сугубо предположительно: «По сему видится, что вторая супруга греческая принцесса была и, по изгнании от пасынка, с детьми в Грецию по ехала и, чаятельно, тамо скончалась, ибо детей токмо возвращение положено» (там же. Т. 3. с. 246). Историки XVIII в. называют имя второй супруги Юрия — Ольга (см.: Записки касательно российской истории (Екатерины II). Ч. 5. с. 96; Мальгин Т.С. Зерцало российских государей. СПб., 1794. с. 183—184). Но это ошибка, имеющая своим источником смешение супруги Юрия и его дочери Ольги, в иночестве Евфросинии, и восходящая еще к Никоновской летописи, где Ольга (Евфросиния) Юрьевна, умершая в 1182 г. и погребенная во владимирском Успенском соборе, неверно названа «княгиней великого князя Юрья Долгорукаго», т. е. его супругой (ПСРЛ. Т. 10. М., 2000. с. 8). Эта ошибка нередко повторяется и современными исследователями. Мнение же о греческом происхождении супруги Юрия Долгорукого вообще сделалось общепринятым. Еще одно называемое в литературе возможное имя второй супруги Юрия — Елена (см.: Карамзин И.М. История государства Российского. Т. 2—3. М., 1991. с. 345, прим. 405), однако его источник неизвестен.

17

Сведения русского летописца подтверждает византийский хронист Иоанн Киннам, сообщивший, что император Мануил отдал «придунайскую страну» «пришедшему в Византию Васильку, сыну Георгия, занимавшему первое место между филархами Тавроскифии (Руси. — А. К.)» (Иоанн Киннам. Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комнинов. Георгий Акрополит. Летопись великого логофета Георгия Акрополита. Рязань, 2003. с. 187).

18

Ее имя — Мария — приведено только в «Записках касательно российской истории» Екатерины II (Записки… Ч. 5. с. 82, 97).

19

В этой связи можно привести суждение М.А. Салминой, которая рассматривала вопрос о времени происхождение «Повести о начале Москвы». «…Такое обращение с историческими фактами… такое внимание к теме личной жизни видного исторического деятеля и замена исторической мотивировки событий интимно-психологическими объяснениями» совершенно не характерны даже для литературы XVI в. (не говоря о более раннем времени), но появляются только в XVII в. (Повести о начале Москвы / Подг. текстов М.А. Салминой. М.; Л., 1964. с. 74—76). Это суждение применимо и к оценке татищевского сюжета.

20

По мнению В.Н. Топорова, имя Кучки является балтским по своему происхождению (Топоров В.Н. «Baltica» Подмосковья // Балто-славянский сборник. М., 1972. с. 275). Но, кажется, увидеть в этом имени славянскую основу гораздо проще.

21

Автор позднейшего Тверского летописца XVI в. прямо сообщает о том, что супруга Андрея стояла во главе заговора: «…убиен бысть благоверный великий князь Андрей Юриевичь Боголюбский от своих бояр, от Кучковичевь, по научению своеа ему княгини». Правда, сама княгиня названа здесь болгаркой, якобы мстящей мужу за разорение Болгарской земли (ПСРЛ. Т. 15. [Вып. 2]. Стб. 250-251).

22

Антропологической и судебно-медицинской экспертизе были подвергнуты костные останки, обнаруженные в 1989 г. в шиферном саркофаге, найденном близ стен церкви Спаса на Берестовом, где был погребен Юрий Долгорукий. Эти останки, предположительно атрибутированные Юрию, показали признаки остеохондроза, причем тогда же было высказано довольно странное предположение: не с этим ли недугом могли быть связаны изменения в руке, ставшие причиной по явления прозвища князя? (См., напр.: Огонек. 1996. № 42. с. 4—5; здесь же мнение антрополога Т.И. Алексеевой: «К прозвищу Долгорукого это не имеет никакого отношения».) Но прежде всего надо сказать о другом: у нас нет уверенности в том, что найденные в 1989 г. останки действительно принадлежат Юрию Долгорукому (см. об этом ниже, в части 5).

23

Греческий географ и историк Страбон, объединяя в один образ персидских царей Дария и Артаксеркса, писал, что «Дарий Долгорукий» был «красивейший из людей, за исключением длины рук, которые у не го доходили до колен» (Страбон, География. М., 1994. с. 682).

24

Последние слова, конечно, имеют в виду князей Долгоруких, не имеющих к нашему герою никакого отношения. Что же касается основной мысли автора «Повести» — об исключительном милосердии и беспримерном нищелюбии князя, отразившихся в его прозвище, — то очень похоже, что она имеет своим источником объяснение прозвища другого знаменитого московского правителя, так же фигурирующего в повестях и сказаниях о начале Москвы, — Ивана Даниловича Калиты. Сего князя, рассказывал своим ученикам преподобный Пафнутий Боровский (XVI в.), «нарицаху… Калитою сего ради: бе бо милостив зело и ношаше при поясе калиту всегда насыпану сребряниць, и куда шествуя даяше нищим сколка вымется» (цит. по: Тихомиров М.Н. Древняя Москва. с. 29; из Жития преп. Пафнутия Боровского).