Михаил Ходорковский - Тюрьма и воля
Имперская культура слишком размыта, чтобы действительно объединять своих «носителей». И римский, и советский, и все прочие эксперименты провалились. Сейчас, похоже, проваливается и американский.
Люди не хотят жить по чужим, пусть и самым замечательным, лекалам. В то же время гражданская нация остается по-прежнему актуальной идеей. Но для мультикультурной страны только гражданская общность уже не является достаточной. Мир изменился. Человечество хочет жить не только в безопасности (единая армия), не только в сытных (мощная экономика), но и удобных «квартирах».
Попытка проигнорировать стремление русского народа к национальной (не этнической или гражданской, а культурной) государственности в составе России была бы драматической ошибкой.
С другой стороны, очевидна невозможность создания замкнутой, абсолютно самостоятельной российской культуры. Развитие общения, интеграционные процессы, громадная территория с сухопутными границами, сравнительно небольшое (2 % мирового) население, многовековые традиции культурного, научного, торгового, экономического и т. п. взаимообмена с Европой не оставляют разумной возможности для «изоляционистского» пути.
Выбор между азиатской и европейской культурной традицией сделан более тысячи лет назад нашими предками. Христианство (пусть даже своя, особая ветвь), европейские языковые корни, впоследствии — европейские наука и техника, искусство и литература, промышленность и многое другое, включая лозунг «Свобода, равенство, братство», как идеал, как ценностные ориентиры общественной жизни, — все это европейский выбор. Мы — часть семьи европейских народов, имеющая связи с Азией, впрочем, ничуть не более крепкие, чем, например, у Франции со странами Магриба.
Все остальные рассуждения, течения — не более чем «оригинальничание», не имеющее исторической перспективы.
В экономике нам также необходимо определиться с направлением движения. Ее, если хотите, парадигмой.
Сегодня в западном мире остается, а во всём прочем — принимается так называемая «потребительская парадигма». То есть целью и критерием развития считаются объемы потребления. Причем объемы материального потребления. Именно на стимулирование потребления были направлены меры по выходу из кризиса 2008 года. Это почти трехвековая традиция, но традиция, ставшая вредной.
Оппозиция этому курсу уже существует, она становится все более влиятельной, и я отношу себя к ее приверженцам.
Полагал бы ошибкой строить экономику в попытке «догнать и обогнать» Америку но потреблению материальных ресурсов. Да, мы — одна из немногих стран, которая может себе это позволить, но, включившись в азартную игру под названием «догонялки», мы, как это уже было в нашей истории, подорвем свое собственное будущее.
Нам не нужна догоняющая реиндустриализация — ведь мы будем вынуждены конкурировать и с Китаем, а в будущем — и с Индией. Причем они обладают конкурентными преимуществами, несмотря на наше кажущееся сырьевое превосходство.
Нам необходимо создать новую индустриальную модель и мощный постиндустриальный сегмент экономики. Именно это я называю экономикой знаний.
Такая экономика не нуждается в мощностях по массовому тиражированию индустриальных товаров за пределами, обеспечивающими необходимый уровень экономической безопасности страны, в стимулировании граждан к демонстративному, бессмысленному потреблению материальных ресурсов.
Мы можем и должны на доходы от продажи сырья создавать не столько заводы третьей технологической волны, сколько университетско-научные центры, организованные и расположенные так, чтобы стать действительно центрами притяжения лучших умов планеты.
Мы должны создать коммунально-социальную инфраструктуру, включая дороги, аэродромы, линии связи, отремонтировать и отстроить заново жилой фонд, чтобы обеспечить качество жизни людей и нивелировать проблему больших расстояний и климата.
Мы должны стремиться к созданию на своей территории таких производств, которые обеспечат внедрение и тиражирование потока новейших технологических достижений. Причем именно достижений, а не всего спектра товаров, где эти «достижения» будут впоследствии использованы. Особенно если производство таких товаров требует создания мощностей, не подлежащих быстрому последующему обновлению (по экономическим или технологическим причинам).
Мы должны убедить людей стремиться не к расширению потребления материальных ресурсов, а к созданию для себя высокого качества жизни. Причем качества жизни в новом, современном, «интеллектуальном» понимании.
В частности, именно поэтому я считаю образование самоценностью. Уверен, что получение «действительного» высшего образования 80 % граждан — достижение более важное и нужное, чем 80 %-ная автомобилизация, а стремление воссоздать советскую структуру промышленности и под нее — советскую массовую систему ГПТУ как альтернативу широкому образованию — ошибка (пусть и повторяющая прежний американский образец).
Да, люди с невысоким образовательным уровнем будут всегда, да всегда будут нужны профессии, требующие сугубо механической работы. Но! Во-первых, от нас зависит, чтобы таких рабочих мест было меньше. А во-вторых, и дворник, и кочегар, и токарь могут быть высокообразованными людьми с широкими интеллектуальными запросами, реализующими свой творческий потенциал в иной форме, за пределами работы, а не полуграмотными «нажимателями кнопок».
Да, помогать людям получить высшее образование, которое им никогда не понадобится в их профессиональной сфере, порождать у них стремление к подобного рода достижениям — вещь, не укладывающаяся в индустриальную парадигму растущего потребления материальных ресурсов. Более того, противоречащая ей.
В прежней парадигме к новому станку нужен человек с двумя классами образования — и отлично, поэтому ставить туда историка, искусствоведа — глупо. А впихивать этим людям новый гамбургер, новую «шубку», новую, столь же прожорливую, автомашину — «умно», это «правильный стимул», от него ВВП растет!
Так вот, парадигму надо менять. И у России есть шанс.
В общем, в области экономики я — сторонник государственной промышленной политики, направленной на развитие социальной инфраструктуры и экономики знаний.
Если перейти теперь к проблеме гражданского общества, то здесь ситуация наиболее «запущенная».
Наше общество в крайней степени «атомизировано». Мы не привыкли доверять друг другу, действовать без организующих усилий власти, совместно защищать свои права. Общество не имеет соответствующих структур и институтов.
