Эрнест Генри Шеклтон - В сердце Антарктики

Из того, что мы видели в восточном направлении, можно было заключить, что на море имеется обширное пространство чистой воды, тянущейся до берега в виде длинных полыней на небольшом расстоянии друг от друга. Эти полыньи замерзли лишь частично, и некоторые из них находились как раз между нами и ледником Дригальского. Нам стало ясно, что нельзя терять ни минуты, если только желаем добраться до этого глетчера, пока морской лед еще не разошелся. Достаточно было одной единственной сильной бури, чтобы превратить все пространство морского льда между нами и ледником в массу плавучих льдин. На этом скалистом мысу мы собрали отличную коллекцию геологических образцов. Как и в других местах, мы видели здесь множество признаков того, что материковый ледовый щит в прежние времена был гораздо обширнее.

На следующий день, 27 ноября, мы решили добраться с санями до восточной стороны огромного айсберга, который видели накануне сверху, полагая, что такое направление пути позволит избежать огромной приливной трещины, очень неприятного вида, простиравшейся к северу от скалистого мыса у нашего предыдущего лагеря. Температура была очень высокая, в середине дня наблюдалось —3,3° и –2,2 °C, в результате чего соленый снег и лед были весь день липкими и вязкими. Мы добрались до айсберга и устроили там лагерь.

Утром 28 ноября к нашей палатке подошла самка тюленя с уже большим детенышем; она с сопением обнюхивала полы палатки. Похоже было на то, что она собирается войти в палатку. Я отогнал ее, и она вместе с детенышем пустилась к открытой воде. Затем мы упаковались и стали перебираться с санями через очень опасную прибрежную приливную трещину, а затем пошли в обход огромной полыньи в морском льду. В 3 часа завтракали около восточной оконечности большого айсберга. Здесь Маккею и Моусону удалось поймать и убить крупного императорского пингвина – мы взяли от него грудку и печень. Эту птицу они поймали около самой полыньи на морском льду. Мы увидели далее, что море по направлению к айсбергу было покрыто очень тонким слоем льда и некоторое время думали, что путь на север отрезан. Наконец нашли место, где лед выдерживал тяжесть саней. Мы укрепили это место, накладывая на него плоские куски льда и накидывая лопатой снег. Когда дорожка была готова, мы бегом перетащили сани по тонкому льду, прогибавшемуся под их тяжестью. Впрочем, дело не обошлось без аварии: Маккей в одном месте провалился и чуть не нырнул под лед. Мы почувствовали себя очень счастливыми, когда благополучно переправили сани на другую сторону.

Здесь мы оказались среди очень высоких заструг из твердого слежавшегося снега. Пришлось перетаскивать сани через большое количество заструг с высокими гребнями, почти перпендикулярными к нашему пути. Это была очень утомительная работа. Высота заструг достигала полутора-двух метров. В конце дня, когда мы обедали, вдруг раздался сильный треск. Мы решили, что это должно быть образовалась новая трещина в морском льду. Возможно, что она была вызвана каким-нибудь движением огромного активного ледника Дригальского, который находился от нас теперь примерно в шести километрах к северу.

Вечером 28 ноября мы встали около 20 часов и отправились в путь незадолго до полуночи. Поверхность льда, по которой нам пришлось идти, имела очень странный вид, схожий с какими-то волнистыми сталагмитами. Пожалуй, такой лед можно назвать мраморным. Его непрозрачность происходила, по-видимому, оттого, что на поверхности образовался покров из частично растаявшего снега. Эта поверхность, когда мы шли по ней, постоянно потрескивала, издавая звуки, похожие на удары бича. Она, очевидно, находилась в состоянии натяжения, так как была стянута холодом, достигавшим своего максимума после полуночи. Несмотря на то, что уже несколько недель светило полуночное солнце, все же в полночь оно стояло так низко над горизонтом, что наблюдалась резкая разница в температурах между полуночью и днем. Сейчас холодный ночной ветер, дувший с запада, с высокого плоскогорья, еще больше усиливал разницу. Ветер этот был своего рода береговым бризом[122] большого масштаба.

Здесь заструги шли двумя рядами. Главный ряд шел параллельно направлению ветра с плоскогорья, приблизительно с северо-запада на юго-восток; другой, образованный бурями, шел с юга на север.

Сухарей становилось все меньше и меньше, и в результате все наши мысли были заняты пищей. Мы ни о чем не могли говорить, как только о растительной пище. Особенно часто вращались разговоры вокруг различных печений, тортов и фруктов. Когда останавливались на отдых, то могли разговаривать только о различных блюдах, которые приходилось есть кому-нибудь из нас в прежние времена, в том или ином знаменитом ресторане или отеле.

В течение всего дня 29 ноября с плоскогорья дул пронзительный сильный ветер. По мере того как мы продвигались к северу, поверхность льда делалась все более и более волнистой – положительно, перед нами поднимались как бы волны моря. Очевидно, эти волны обусловливались движением и, следовательно, давлением льда ледника Дригальского.

С вершины одного из таких ледяных гребней мы любовались превосходным видом. Можно было отлично рассмотреть поверхность ледника Дригальского вплоть до окраины внутриконтинентального плоскогорья. Глубоко внутри страны, вероятно, на расстоянии 60–80 км видны были обширные фирновые поля, питающие этот ледник и спускающиеся вниз отчетливо заметными ледяными каскадами; позади них просвечивали в тумане горы. В конце дня трудно было даже решить, находимся ли мы на краю морского льда или же на утонченном краю ледника Дригальского. Я думаю все же, что скорей это был старый морской лед, быть может, представляющий собой скопление, образовавшееся в течение ряда лет.

Около 21 часа было тихо, но незадолго до полуночи с 29 на 30 ноября с плоскогорья опять задул ветер, притом сильнее, чем когда-либо прежде. Солнце после полудня грело так сильно, что мы сделали опыт использования его тепла. Наложили снегу в алюминиевый котелок, вся наружная поверхность которого была совершенно покрыта жирной копотью и вечером оставили его прямо под лучами солнца. Известно, что копоть превосходно поглощает солнечные тепловые лучи. Выбравшись из спального мешка в 21 час 29 ноября, я обнаружил, что примерно половина снега, находившегося в котелке, растаяла под действием солнечных лучей. Таким образом, мы могли сэкономить и керосин, и жир. Как известно, тепловая энергия, необходимая для того, чтобы растопить снег или лед, имеющие температуру —17,8 °C, равна приблизительно тому количеству тепла, которое необходимо для поднятия температуры данного объема воды от 0 °C почти до точки кипения. Снег и лед которыми нам приходилось пользоваться, нередко имели температуру значительно ниже —17°, поэтому, чтобы их растопить, требовалось еще больше тепловой энергии, нежели для того, чтобы вскипятить такое количество воды.