Александр Мартынов - «Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1
Я рекомендовал князю повлиять на газеты и остановить нарочитое подстрекание обывателей. Не знаю почему, но князь не внял моим доводам. В своих очередных двухнедельных рапортах градоначальнику со сводкой о настроении в Москве (эти рапорты градоначальник завёл сам, не знаю, в каких видах) я сообщал о возможном антинемецком выступлении толпы в результате газетной травли.
Относилось ли всё это непосредственно к деятельности Московского охранного отделения? Конечно, мне полагалось вообще знать всё. Правда, в данном случае об антинемецком выступлении говорилось чуть ли не открыто, и суть дела заключалась не в какой-то особой осведомлённости, а в обычных, чисто полицейских мерах охранения внешнего порядка на улице; это не относилось к моему ведомству.
Погромные настроения висели в воздухе; возможность погрома при любом уличном скоплении толпы чувствовали все, а не одни власть имущие. Однажды, в скверное майское утро, полицейский надзиратель, прикомандированный для связи к одному из полицейских участков Замоскворечья, доложил мне по телефону, что в районе его участка скопляется толпа, враждебно настроенная к немцам. Я немедленно поспешил к градоначальнику и в срочном порядке доложил ему о моих сведениях.
Не знаю почему, но мой доклад вызвал очень раздражённый отпор градоначальника. Выходило так, что я сую нос, куда не следует, и что это дело его, градоначальника, и общей полиции, а что у градоначальника сведения другого характера: в Замоскворечье началась-де патриотическая манифестация.
«Патриотическая манифестация», как известно, кончилась двухдневным немецким погромом, на который молча глядела полиция, правда слишком малочисленная, бездействовавшая по нераспорядительности и нерешительности своего начальства.
Погром был ужасающий. Когда я два дня спустя ехал по Неглинному проезду, лошадь моя шагала по грудам художественных изданий Кнебеля. Не лучше было и на многих других улицах.
Растерявшийся Адрианов, вбивший себе в голову глупые сведения о патриотической манифестации, подъехал к толпе, нёсшей портрет Государя. Вместо того чтобы распорядиться отобрать портрет, арестовать нескольких лидеров, а толпу разогнать тогда, когда это было ещё легко осуществить, он, сняв фуражку, отправился во главе толпы. Скоро ему пришлось удалиться и поручить шествие полицеймейстеру. Толпа стала громить, а отпора не встречала.
Я не знаю, что делал в это время главноначальствующий князь Юсупов. Мятлев, известный острослов и подпольный поэт того времени, уверял в одном стихотворении, что князь стоял в это время в автомобиле на улице, —
И до сих пор ещё не ясно.Что означал красивый жест:Валяйте, братцы, так прекрасно —Или высказывал протест!
Я уже говорил, как к концу погрома в Москву приехал товарищ министра внутренних дел и командир Отдельного корпуса жандармов генерал Джунковский для расследования.
Оставалось найти виновных; стали искать «стрелочника». Генерал Адрианов пытался оправдаться тем, что я не докладывал ему вовремя об антинемецких настроениях. Я доказал обратное — теми самыми рапортами, которые, на свою же голову, ввёл генерал Адрианов для моего отделения.
Не думаю, чтобы князь Юсупов пытался оправдываться. Человек был не деловой, конечно, но отменно благородный.
Обоих «ушли». «Стрелочники» на этот раз не пострадали.
В результате антинемецкого погрома в Москве был смещён московский градоначальник генерал-майор Адрианов, и на эту должность назначен ростовский (на Дону) градоначальник, генерал-майор Евгений Константинович Климович.
Нового градоначальника я хорошо знал по прежней службе; его служебная карьера для офицера Отдельного корпуса жандармов совсем необычайна.
Поступив в Отдельный корпус жандармов на рубеже настоящего столетия, Е.К. Климович на первой своей более или менее самостоятельной должности состоял помощником начальника Петроковского губернского жандармского управления для осмотра паспортов в местечке Модржиеве, находившемся на границе нашей с Германией.
Должность эта памятна мне потому, что в начале 1903 года я, совершенно неожиданно для себя и для моего начальника управления генерала Секеринского, был назначен приказом по Отдельному корпусу жандармов именно на эту должность, ввиду нового назначения, полученного поручиком Е.К. Климовичем. Но, как я уже рассказывал, фактически мне не пришлось вступить в эту должность, и я остался в Петербурге.
Должность для жандармского офицера в местечке Модржиеве представлялась мне весьма незначительной и мало обещающей для дальнейшей служебной карьеры.
Однако эта должность не помешала Е.К. Климовичу именно оттуда начать целый ряд служебных успехов.
Думаю всё же — и это не моё только мнение, — что, не будь у Евгения Константиновича жены Екатерины Петровны, рождённой Тютчевой, а через неё и связи в придворных сферах с известной статс-дамой Тютчевой, возможно, что при всём природном уме, таланте и других выдающихся качествах Евгения Константиновича, ему всё же не удалось бы сделать столь выдающуюся карьеру.
В 1902 году, по мысли и инициативе известного С.В. Зубатова, в то время назначенного (директором Департамента полиции А.А. Лопухиным) заведовать Особым отделом Департамента, а до того занимавшего должность начальника Московского охранного отделения, совершилась большая реформа в деле политического розыска были созданы провинциальные охранные отделения в ряде крупных городов России.
На открывающиеся должности начальников этих отделений надо было отобрать из наличного состава офицеров Отдельного корпуса жандармов наиболее способных, активных молодых энтузиастов политического розыска.
Этот первый отбор в общем был произведён неплохо, и, как показало дальнейшее, около половины из общего числа, около десяти офицеров, удачно исполняли новые обязанности, в то время очень тяжёлые и ответственные, и подняли на известную высоту дело политического розыска, до того еле влачившего существование в провинции; сами же они быстро продвинулись по служебной лестнице.
Одним из таких отобранных офицеров Отдельного корпуса жандармов оказался молодой поручик, начальник скромного Модржиевского паспортного пункта Е.К. Климович. Он был назначен начальником Виленского охранного отделения, а вскоре соединил в своём лице и другую должность — виленского полицмейстера.
Чтобы уяснить, как и почему Особый отдел Департамента полиции мог остановить внимание на том или ином офицере Отдельного корпуса жандармов при назначении его на одну из открывавшихся в 1902 году должностей начальника провинциального охранного отделения, надо помнить, что директору Департамента полиции А.А. Лопухину фамилии жандармов подсказывал С.В. Зубатов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});