Артём Тарасов - Миллионер: Исповедь первого капиталиста новой России
Обстановка на Кавказе оставалась очень напряженной. Большевики устраивали чистки среди представителей старого казачества и оставшихся в Пятигорске офицеров из армии генерала Деникина. Обыски и аресты год от года производились чаще. Был издан указ: расстреливать на месте любого вооруженного человека, если он не был в Красной армии или ВЧК.
Большевики укрепляли свою власть в городе. Так, замечательный городской театр был превращен в Дом профсоюзов по личному указанию наркома Кирова. Были конфискованы дома городской управы, лицея, усадьбы, закрыты газеты, разрушены библиотеки, конфискованы и уничтожены музеи. Был создан пролетарский театр, в котором даже ставились небольшие пьесы местных драматургов, повествовавшие о торжестве коммунистических идей.
Пансион Марии Георгиевны, однако, работал вовсю и даже процветал. Среди знатных гостей появились работники наркоматов, партийных ведомств наряду с красноармейскими начальниками и нэпманами. Как-то сам генерал Тухачевский пробыл в пансионе несколько дней.
Ничто не предвещало опасности, но однажды вечером к дому подъехал большой черный автомобиль. Из машины вышли трое и постучали в дверь. В это время хозяева пансиона вместе с отдыхающими находились в гостиной. Мария Георгиевна музицировала, развлекая гостей. Вошедшие осмотрелись и направились прямо к Месропу. Один из них протянул ему какую-то бумагу. Музыка смолкла. Все с волнением смотрели на незнакомцев.
Месроп пробежал бумагу глазами. Встал и, накинув пиджак, проследовал к выходу. За ним молча удалились люди в кожаных куртках.
Через секунду оцепенения Мария Георгиевна бросилась на улицу. Месроп уже садился на заднее сиденье автомашины.
– Это мой муж! Куда вы его везете? – вскрикнула она.
– У нас постановление. Отойдите, гражданка.
– Не волнуйся, Мара. Это должно было случиться. Береги сына! – успел сказать Месроп из-за спин чекистов.
Его посадили в середину на заднее сиденье, а по бокам расположились двое сопровождающих. Третий сел впереди с шофером, машина, окрещенная в народе «черный ворон», проехала вдоль двора и скрылась за поворотом.
Мария Георгиевна вернулась к гостям.
– Это какое-то недоразумение! Вы не волнуйтесь. Завтра все выяснится! – говорили постояльцы, стеснительно отводя глаза в сторону.
– Конечно! Завтра его отпустят. Я прямо с утра пойду в комендатуру, – говорила Мария Георгиевна, все еще не воспринимая реальность случившегося.
Следующий день ничего не принес. Попытки прояснить ситуацию наталкивались на один и тот же ответ во всех инстанциях:
– Не беспокойтесь, гражданка! Разберутся.
Уже на пятый день суд, проходивший за закрытыми дверями, принял постановление о признании Месропа виновным с формулировкой: «Экономический контрреволюционер» – и вынес приговор: «Двенадцать лет каторги». Белогвардейское прошлое деда, по всей видимости, раскрыто не было. Иначе его тут же бы расстреляли. С Деникиным он не был связан, а офицерские документы из армии Корнилова были надежно спрятаны. Однако сын банкира не мог оставаться на свободе, поэтому, скорее всего, и была придумана такая формулировка приговора.
Мария Георгиевна просто не находила себе места. Узнав о происшедшем, приехала из Москвы Элеонора. Она предложила помощь, но в ней не было никакого смысла. Гости съехали незамедлительно, так как нельзя было оставаться в доме «врага народа». Пансион окончательно опустел. В любую минуту могли арестовать Марию Георгиевну и Наталью Николаевну. Но уже несколько дней ничего не происходило. Видимо, кто-то из тех больших начальников, к которым она обращалась за помощью в последние дни, ходатайствовал за нее саму.
Оставаться в Пятигорске стало невозможно, продать дом – нереально. Поэтому Элеонора увезла в Москву племянника и Наталью Николаевну, а Мария Георгиевна приняла для себя твердое и единственно приемлемое для нее решение: последовать за мужем по этапу!
Месропа сослали в Сибирь. Ей удалось узнать номер состава с заключенными. Она отправилась одна по его маршруту в глубь варварской России, не думая об опасностях, которые могли ее ожидать. Единственной мыслью было догнать поезд во что бы то ни стало.
Этапирование проходило медленно. Состав подолгу задерживали на запасных путях больших и маленьких станций, и он двигался даже не во вторую, а в самую последнюю очередь. Заключенных на перегонах из вагонов не выводили. Нужду справляли там же, где спали и ели. Похлебку конвойные раздавали один раз в день, и то, если поезд стоял. Во время движения состава никого не кормили вообще.
Последний перегон, после которого обычные пассажирские поезда не ходили, располагался между станцией Чулымская и Новосибирском. Дальше на восток шли исключительно специальные поезда. Туда везли каторжников, а обратно – лес.
Еще в Пятигорске Марии Георгиевне сказали, что если мужа ушлют за Новосибирск, значит, конец. Оттуда из ссылки никто не возвращался. Она не знала, что распоряжением Пятигорского уездного суда Месропа направили в Якутию…
Так и не найдя поезд по маршруту движения, Мария Георгиевна решила дождаться его в Новосибирске. Она приехала всего днем раньше и, получив необходимую информацию, на следующий день встретила состав на вокзале. Поезд с ссыльными остановили на дальнем пути, чтобы добраться к нему, надо было сойти с перрона и пересечь несколько железнодорожных полотен.
Она прошла мимо вагонов, не обращая внимания на охрану, все время выкрикивая его имя. И вдруг, о чудо! В одном из зарешеченных оконцев под самой крышей вагона появилось его лицо. Месроп выглядел ужасно. Он осунулся, зарос щетиной, в арестантской шапке на голове.
Мария Георгиевна приложила ладонь к щеке и стояла, глядя на мужа. А он смотрел на нее с удивлением, гордостью и печалью. Месроп понимал, что видит свою любимую жену в последний раз.
– Тебя снимут в Новосибирске? – спросила она с надеждой.
Месроп отрицательно покачал головой.
– Тебе не следовало сюда приезжать… – прошептали его губы. – Уезжай как можно быстрее!
– Что ты! Дорогой! Тебя обязательно оставят в Новосибирске!
Мария Георгиевна вдруг почувствовала необъяснимый прилив сил и потребность немедленно действовать. В ее сторону направлялся часовой, охранявший поезд. Она побежала на станцию с единственной мыслью снять мужа с поезда.
В кабинете начальника вокзала в этот момент находился председатель Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) Сибирского округа генерал Данченко. Он лично занимался проверкой отправления специального поезда с заключенными в Якутию.
Перед входом в кабинет начальника обосновался адъютант генерала. Раскрасневшаяся от бега Мария Георгиевна ворвалась в помещение абсолютно неожиданно. Адъютант уставился на нее с изумлением, поскольку выглядела она словно богиня Аврора, сошедшая с полотен византийских художников и непонятно как очутившаяся в глубинке пролетарской Сибири. Мария Георгиевна была одета в длинное походное платье, с накидкой, обрамленной мехом, и с муфточкой в руках. Ее тонкие аристократические черты лица, черные глаза, сверкавшие из-под красивых бровей, подействовали на адъютанта магически.