Юрий Остапенко - Великий Яковлев. «Цель жизни» гениального авиаконструктора

И тут случилось неожиданное. Невидимая остальным жестокая борьба за власть, не прекращавшаяся в Кремле после смерти Сталина, выплеснулась наружу на январском (1955 года) Пленуме ЦК КПСС: Г.М. Маленков был освобожден от поста предсовмина, лишен партийных постов и, хотя остался жив, с шахматной доски политической игры был сброшен.

Теперь дружба с Маленковым из поддержки превращалась в нечто противоположное ей. Это мгновенно осознали и Микулин, и Дементьев. Последний не стал медлить. Вновь слово очевидцу:

«20 января 1955 года на завод приехал министр П.В. Дементьев с руководящими работниками министерства и председателем комиссии В.Я. Климовым. Дементьев нагрянул неожиданно для всего коллектива завода № 300, и прежде всего – для сотрудников ОКБ. Сам Микулин в тот день на заводе отсутствовал. В большом кабинете директора собрали руководителей служб завода. Запомнились строгие суровые лица – всем было понятно, что происходило что-то важное. М.Н. Степин, начальник 3-го Главного управления МАП, зачитал приказ министра авиапромышленности об освобождении А.А. Микулина от обязанностей генерального конструктора и ответственного руководителя завода № 300. В качестве основной причины для такого решения были названы негативные выводы комиссии В.Я. Климова.

Когда Степин закончил чтение, в зале стояла гробовая тишина. Совершенно окаменел В.Я. Климов, не ожидавший, что, в общем-то, малозначащее мнение его комиссии могло стать основанием для столь категоричного приказа». (Л.П. Берне. Как все начиналось. М., Крылья Родины, 2010).

Пикантность ситуации прибавило то обстоятельство, что исполнять обязанности уволенного А.А. Микулина возложили на его заместителя С.К. Туманского. Который, как мы помним, был однокашником и другом П.В. Дементьева.

Решительность, с которой действовал новый министр, и даже безжалостность, шокировали весь авиапром. Микулин был звездой первой величины в созвездии творцов советской авиационной техники – Герой Социалистического Труда, четырежды лауреат Сталинской премии, академик АН СССР, орденоносец. И такой человек буквально изгоняется из отрасли, причем за две недели до своего 60-летия. Сигнал был послан более чем понятный: кто хозяин в отрасли – уяснили все.

Уяснил это и Яковлев.

Выбрав время, он поехал в Лужники на 300-й завод, повстречаться и поговорить по душам с новым директором С.К. Туманским – ведь Сергей Константинович был однокашником не только Дементьева, но и его, Яковлева.

– Представляешь мое состояние, – сокрушенно говорил Туманский, – когда мне объявили, что я заступаю на место Микулина. Как будто это место кому-то возможно занять…

– С тобой предварительно был разговор?

– Боже упаси! Конечно, нет! Хотя Микулин все понимает, но мне страшно неудобно.

– Вот тебе и Петруша Дементей!

– Забудь, Александр Сергеевич, про Петрушу – он давно остался в студенческом прошлом. Это зрелый, крутой руководитель, который знает, чего хочет, и знает, как этого добиться.

– Да уж, знаю. Мне довелось работать с ним в наркомате после войны, и могу тебе подтвердить, что это исключительно волевой и грамотный руководитель. Ну, а о человеческих качествах последний случай говорит очень красноречиво.

– Ты, Александр Сергеевич, настороже будь. Помнится, мы по молодости подшучивали над ним, а вдруг он те обиды держит в голове?

– Непросто стало работать в авиапроме. Времена изменились, – уклончиво протянул Яковлев и надел генеральскую папаху, которую положено было носить с зимней формой.

Открытка с приглашением на 60-летний юбилей великого конструктора осталась невостребованной и долго хранилась в архиве А.С. Яковлева.

Времена, действительно, изменились

Вместе со временем (а точнее – со своими самолетами) менялся и сам Яковлев. В этом отношении очень интересны заметки, которые сделал Е.Г. Адлер, вернувшийся в родной коллектив после пятилетнего перерыва:

«Придя к нему восемнадцатилетним юношей, я с восхищением наблюдал за его работой и поведением, принимая его за идеал не только конструктора, но и человека. Он тогда заканчивал постройку седьмого самолета своей конструкции, АИР-7, не считая планеров. Да и по возрасту он был старше меня на восемь лет, не говоря уже о жизненном опыте и превосходстве в образовании.

Однако время шло, менялся Яковлев, незаметно для себя менялся и я. Привыкнув со временем к его одаренности конструктора, практичности в решении, как тогда казалось, неразрешимых вопросов, к его безошибочному вкусу в области цвета и формы, к простоте и изяществу при решении сложных технических вопросов, приводивших меня в восхищение, я все чаще стал замечать прорывавшиеся у него порой грубость, бестактность, а также неблаговидные поступки. Все же, испытывая большое удовольствие от близкого общения с ним, я старался не смотреть серьезно на эти недостатки, считая благодушно, что и на солнце есть пятна.

…Верный способ сбить спесь он находил такой. Если иной не в меру ретивый человек обращается к нему с жалобой на кого-то и начинает так: «Александр Сергеевич, давно такой-то обещал сделать то-то, а до сих пор…», Яковлев перебивал:

– Вот вы обвиняете других, а сами даже своих ботинок не можете почистить.

Или:

– Вы что, в курятнике спите? Только посмотрите на него – весь в пуху.

Сам АэС тщательно следил за своей внешностью, однако со своей густой черной щетиной справлялся с трудом.

Выход он нашел, устроив парикмахерскую на территории завода. Когда АэС усаживался бриться, никто в парикмахерскую не входил – заглянут и ходу. Однажды я захожу в парикмахерскую (это было во время войны, когда Яковлев стал генералом и замнаркома), смотрю, сидит АэС и наблюдает в зеркало за мной. Совесть моя была чиста, я поздоровался и не поддался сильному желанию немедленно уйти. Снял я свою кепочку и хотел, было, повесить ее на вешалку, но там, на единственном крючке красовалась позолоченная генеральская фуражка с голубым околышем. Помедлив немного, я снял эту фуражку, повесил свою кепку, а фуражку снова повесил сверху. В зеркале вижу: лицо АэСа стало недовольным. Когда кончилось бритье он, встав с кресла, взял фуражку и, отправившись к окну, стал демонстративно ее осматривать. Так и не надев, молча вышел с фуражкой во двор.

– Наверное, дезинфицировать отдаст, – сказала парикмахерша, с любопытством наблюдавшая эту сцену.

Совокупность его способностей ставила его в ряд не столько, как ни странно, выдающихся авиаконструкторов, а, скорее, дизайнеров: к чему бы ни прикасались его руки, будь то авиация, архитектура или литература, везде оставался след его незаурядной личности. Когда началось его восхождение по житейской лестнице и он приобрел уже изрядно подержанный легковой автомобиль «Форд», он сразу же принялся его переделывать, смастерив сзади кузова входивший в моду обтекаемый багажник. Даже участок парка, выходящий к Ленинградскому проспекту на противоположной от завода стороне, не остался вне его творческого внимания: край парка был окаймлен каменным парапетом с углублением, где к его 75-летию установили его бюст и устроили уютный скверик».