Ирина Шевеленко - Литературный путь Цветаевой. Идеология, поэтика, идентичность автора в контексте эпохи

223

С пониманием «бесчеловечности» идеологии поэмы связаны, по‐видимому, попытки Цветаевой сократить текст поэмы, предпринятые вскоре после ее окончания. В творческой практике Цветаевой это уникальный случай. О сохранившихся вариантах текста поэмы см. примечания Е. Б. Коркиной к изданию: Цветаева М. Поэмы: 1920–1927. СПб., 1994. С. 323.

224

Ср. в рецензии М. Волошина на «Эрос» Вяч. Иванова: «Эрос – Демон пытливых исканий, демон, который учит человека дерзать и преступать законы человеческие и законы божественные» (Волошин М. Лики творчества. С. 483).

225

Документальные свидетельства об этой встрече собраны в первой части кн.: Марина Цветаева – Борис Бессарабов. Хроника 1921 года. Дневники Ольги Бессарабовой (1915 – 1925). М.: Эллис Лак, 1910. С. 15–94.

226

Подробнее об этапах работы Цветаевой над поэмой см.: Коркина Е. Б. «Егорушка» М. Цветаевой: К вопросу об истории создания и жанровой принадлежности незавершенного произведения» // Поэмы Марины Цветаевой «Егорушка» и «Красный бычок». Третья международная научно-тематическая конференция (9–10 октября 1995 года): Сб. докладов. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 1995. С. 40–42.

227

Ходасевич В. Книги и люди. «Современные Записки», кн. 50 // Возрождение. 1932. 27 окт. № 2704. С. 4.

228

всерьез (фр.).

229

Это слово в применении к собственному творчеству впервые появляется в записных книжках Цветаевой весной 1920 года (ЗК2, 161, 176).

230

Зноско-Боровский Е. А. Заметки о русской поэзии. Марина Цветаева: Ремесло. Книга стихов. Изд. Геликон. Москва-Берлин. 1923 г. // Воля России. 1924. № 3. С. 95.

231

Образы, к которым Цветаева прибегает в этом иносказании, восходят к истории, популярной в немецкой романтической традиции и рассказанной, например, в новелле Э. Т. А. Гофмана «Рудники Фалуна», вошедшей в роман «Серапионовы братья». Однако ближайшим для Цветаевой текстом, перелагавшим этот сюжет, была, скорее всего, баллада К. Павловой «Рудокоп» (1841). Она, как и другие тексты этой традиции, рассказывала о магической власти недр земли (олицетворяющих для романтиков силы природы) над душой человека, власти, заставляющей его отказаться от своих житейских, земных привязанностей.

232

Волконский С. М. Художественные отклики. СПб., 1912. С. 132.

233

Бахрах А. Поэзия ритмов // Дни. 1923. 8 апр. № 133. С. 19.

234

См., например, запись от 10 мая 1920 года: «Вчера начала пьесу “Ученик” – о НН (Вышеславцеве. – И. Ш.) и себе, очень радовалась, когда писала, но вместо НН – что‐то живое и нежное, и менее сложное» (ЗК2, 133).

235

Коркина Е. Поэтический мир Марины Цветаевой. С. 168.

236

Первоначально они составили сборник «Разлука» (1922); затем цикл вошел в «Ремесло» (1923), а поэма в сокращенном варианте – в «Психею» (1923).

237

Подробный анализ этого стихотворения в контексте «орфического мифа» у Цветаевой см. в книге: Hasty O. P. Marina Tsvetaeva’s Orphic Journeys in the Worlds of the Word. P. 20–25.

238

О. Хейсти в своем разборе стихотворения замечает, что лира и голова могут вкладывать в слово «мир» разные смыслы, т. е. что первую реплику головы можно читать и как продолжение к неверно ею понятому слову «мир» как «земля», а не как «покой» (Hasty O. P. Marina Tsvetaeva’s Orphic Journeys in the Worlds of the Word. P. 22–23). (Стихотворение было первоначально напечатано по старой орфографии, так что нет сомнения в том, какой «мир» имеет в виду Цветаева, однако, как справедливо замечает Хейсти, она могла в своем тексте учитывать омофонностью двух разных слов, ибо голова воспринимает реплики лиры на слух.) При таком прочтении лишь второй обмен репликами проясняет для участников диалога разность их устремлений. Так или иначе, факт неслиянности двух голосов таким прочтением лишь подтверждается.

239

См. об этой поэме: Faryno J. Мифологизм и теологизм Цветаевой. С. 257–292; Коркина Е. Б. Лирический сюжет в фольклорных поэмах Марины Цветаевой. С. 97–99.

240

Связь поэмы с былиной проанализирована в статье: Белякова И. Ю. Поэма М. Цветаевой «Переулочки» и былина о Добрыне и Маринке // «Лебединый стан», «Переулочки» и «Перекоп» Марины Цветаевой. Четвертая международная научно-тематическая конференция (9–10 октября 1996 года): Сб. докладов. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 1997. С. 167–177.

241

Кажется весьма вероятным, что перечитывала, ибо след К. Павловой в «Ремесле» слишком отчетлив: это и собственно название сборника, и отсылка к «Рудокопу» Павловой в стихотворении «На што мне облака и степи…», и разбираемая здесь связь поэмы «Переулочки» с балладой «Старуха». О других отзвуках поэзии Павловой в творчестве Цветаевой см.: Венцлова Т. Почти через сто лет: к сопоставлению Каролины Павловой и Марины Цветаевой // Венцлова Т. Собеседники на пиру. С. 308–331.

242

Павлова К. Полн. собр. стихотворений. М.; Л.: Советский писатель, 1964 (Б‐ка поэта. Большая серия). С. 86–87.

243

Там же. С. 87.

244

К ним относятся эссе «Волшебство в стихах Брюсова» (1910 – 1911?) и два рассказа под общим названием «То, что было» (1912?). В двух последних уже ясно ощущается неповторимая стилистическая манера, характерная для позднейшей прозы Цветаевой.

245

Наиболее заметным исключением является Ахматова, в чьем творчестве эссеистика вообще никогда не заняла существенного места (ее историко-литературные статьи и мемуарные скетчи принадлежат к иному ряду). В 1910‐е годы отсутствие у Ахматовой собственных металитературных высказываний компенсировалось умело инструментованной подачей ее текстов через предисловия и рецензии, исходящие из близкого литературного круга.

246

Эта оговорка необходима, поскольку в ноябре 1918 года при поступлении на работу в Наркомнац Цветаева на вопрос служебной анкеты «Прежняя служебная деятельность» ответила: «Отзывы о книгах в журнале “Северные записки”» (СС4, 618). Возможно, что подобный ответ был лишь нейтральной отпиской, ибо следов участия Цветаевой в критическом разделе этого журнала не обнаружено. Однако возможно и то, что она действительно пробовала себя в жанре рецензии в середине 1910‐х годов и предлагала свои опыты названному журналу (критический отдел «Северных записок» вела С. Парнок, приведшая Цветаеву в журнал). В таком случае, ее рецензии либо были отвергнуты, либо остались ненапечатанными ввиду прекращения журнала в начале 1917 года.