Центурионы - Жан Лартеги
Марендель просмотрел брошюру, розданную офицерам разведки парашютных подразделений. Она была помечена красным словом «конфиденциально», а по содержанию и оформлению напоминала одну из тех брошюр, что раздавались туристам в аэропорту или на границе.
Бюселье сидел на скамейке и читал старый журнал, который увлекательно рассказывал о личной жизни королей и принцев.
В пять утра, совершенно измученные, они заснули за столами, положив головы на руки.
Внезапный голос Распеги заставил их вздрогнуть и проснуться:
— Ну что, думаете над задачкой о кранах и бассейнах? В этом полку все полусонные, точно вы на отдыхе.
Полковник был уже и умыт, и побрит — и, разминаясь, только что обошёл старый дворец. Он жаждал немедленных действий, но как и его офицеры, не знал, куда направить энергию.
Распеги начал листать картотеку, проглядывая имена, которые вписал заглавными буквами какой-то старательный чиновник.
— Всё это попахивает мятежниками, — сказал полковник. — Это ты стащил у фликов, Буафёрас? Ну и когда мы собираемся действовать, исходя из этого? У тебя уже есть хотя бы парочка адресов. Пошевеливайтесь — стачка начнётся через два дня, а в этом ящике у нас могут быть имена людей, которые её организуют.
— Ничего тут нет, — сказал Буафёрас, — кроме обычных донесений информаторов и устаревшего политического хлама, никаких надёжных доказательств, ничего, кроме слухов… Говорят, что такой-то сделал то-то и то-то… Говорят, что такой-то находится там-то и там-то…
Распеги немедленно вспылил:
— Приступай к работе! Может этих людей отметили верно, может нет, но среди них обязательно найдётся парочка таких, у кого совесть не чиста. Мы их соберём и немного побеседуем…
— Господин полковник, комендантский час закончился два часа назад, — заметил Марендель, — птички улетели, и как только мы поймаем первую, арабское народное радио тут же поднимет тревогу. Мы должны арестовать всех или никого. Адреса тех, кто живёт за пределами нашего сектора, можно было бы передать другим полкам.
— Чёрта с два! У нас есть карточки и мы не выпустим их из рук!
— Комендантский час начинается в полночь, — заметил Буафёрас. — Пять минут первого ночи — самое подходящее время для начала операции, так как наши птички будут считать, что по закону в этот час они в безопасности от полицейского обыска.
— Надо тщательно всё обдумать, — сказал Распеги. — Бюселье, ступай к доске! И убери это выражение со своего лица, ты что, сроду не видел классную доску? Капитан зачитает тебе имена на карточках, а ты запишешь их мелом; Марендель, ты укажешь адреса на карте города. Мы разделим подозреваемых по районам, по одному для каждой роты. Тогда сможем собрать всю партию в мешок меньше чем за полчаса. Я хочу, чтобы все командиры рот явились ко мне в тринадцать ноль-ноль. В любом случае, сейчас пойду и предупрежу их, посмотрю, как они устроились.
Распеги зашагал прочь, радуясь возможности вырваться из атмосферы классной комнаты — большую часть детства он провёл, прогуливая уроки.
Он ехал через Баб-эль-Уэд на своём джипе так, словно этот район принадлежал ему, и громко посигналил, проезжая мимо «каса де лос Мартинес». Открылась ставня, и в окне появилась Конча — ещё совсем сонная, с юными грудями, выглядывающими из-под ночной рубашки.
«Надо попытаться выкроить сегодня днём минутку-другую», — подумал он.
А поразмыслив, сказал сам себе:
— Но почему бы не навестить её дома? Теперь я хозяин Баб-эль-Уэда.
* * *
Буафёрас занимался зачитыванием карточек, а Бюселье, которому надоела эта работа, изо всех сил старался скрипеть мелом, записывая имена на доске.
— Смотри-ка, — внезапно воскликнул Буафёрас, — а вот хорошая штука, заполнена с обеих сторон и в ней куда меньше свидетельств с чужих слов, чем обычно:
Си Миллиаль, из влиятельной семьи в Ксуре, выпускник университета, учился в Сорбонне, бакалавр филологии, принимал активное участие в националистических движениях. Во время войны установил контакты с немецкими и итальянскими спецслужбами, затем, после высадки союзников, с американским УСС[228]. Арестован во время работы на данную организацию и приговорён всего к пяти годам тюремного заключения за сотрудничество с врагом — в его пользу вмешались американцы. В 1948 году, почти сразу после освобождения, принял участие во Всемирном фестивале молодёжи в Праге, где выступил против преступлений французского колониализма. Позже был замечен в Ираке, Сирии, Ливане и Каире.
По-прежнему владеет квартирой в Париже, на набережной Блерио. Большой личный доход, но недостаточный, чтобы обеспечить его уровень жизни и путешествий.
Судя по всему, довольно быстро поднялся до руководства ФНО, хотя с 1 ноября 1954 года, даты начала восстания, о нём ничего не известно.
Имя «Си Миллиаль» зазвенело в голове Буафёраса. Теперь он вспомнил — о нём упоминал тот безумец Арсинад.
Капитан перевернул карточку, мгновение помедлил, а затем протянул её Маренделю.
— Есть что-то интересное для тебя?
Нижняя строка была подчёркнута красным:
Говорят, что в городе Алжир, Си Миллиаль проживает на Пассаж-де-Дам, 12, по адресу Кристины Белленже, преподавательницы Университета; считается, что она его любовница.
Марендель побелел как полотно, и карточка задрожала в его пальцах. Она была из числа немногих, на которой красовалась официальная фотография, удостоверяющая личность — анфас и сбоку, — сделанная в тюрьме в Ламбезе. С тех пор Амар почти не изменился, но застывшее выражение лица не давало даже намёка на его живой ум и обаяние.
Бюселье нетерпеливо ждал с мелом в руке.
— Оставь мне эту карточку, — сказал Марендель. — Я сам разберусь с этим делом.
Буафёрас взял другую карточку и начал зачитывать:
— Аруш, дантист, улица Мишле, сто семнадцать… МТЛД…
В пять минут первого ночи около двадцати джипов выехали из расположения 10-го полка и въехали прямиком в опустевший город — в каждой машине находилось по три вооружённых солдата. Каждый отряд получил имя, адрес, а в некоторых случаях и фотографию.
На совещании с командирами рот Распеги высказался предельно ясно:
— Расставляйте силки пошире, собирайте всех, и если кому-то из них это не понравится…
Он сделал рукой сметающий жест.
— Имейте в виду, никаких грубостей, но я не хочу побегов…
Эсклавье осведомился с наисерьёзным видом:
— А если они попросят предъявить наши ордера на обыск?
Распеги повернулся к нему:
— Сейчас не время для шуток. Мы на войне.
Майор де Глатиньи старался как можно меньше участвовать в этой операции, которую считал необходимой, но находил крайне неприятной из-за её полицейского аспекта.
Будену пришлось срочно уехать во Францию, так как его мать серьёзно
