Дневник 1879-1912 годов - Александра Викторовна Богданович
20 апреля. Сегодня А.А. Поливанов очень горячо говорил против уничтожения крепостей, приводил взгляды и отзывы о крепостях Наполеона I, который про Новогеоргиевск сказал, что тот, кто владеет этой крепостью, – у того ключ от всей Польши. Также приводил отзывы Николая I, Обручева, Милютина и многих других авторитетов. При этом сказал Поливанов, что по этому вопросу его мнения не спросили, но что это факт, что решили их упразднить. Сенатор Резон, который присутствовал при этом разговоре, сказал, что слышал, что Сухомлинов – франкмасон, чем и объясняется эта дикая выдумка.
25 июня. Сегодня был у Е.В. адмирал Вирен, который в данное время – главный командир Кронштадтского порта. Про Порт-Артур он сказал, что это не бухта, а мышеловка. Царь несколько раз допрашивал Вирена, правда ли, что мы не могли победить. Из слов и недомолвок Вирена чувствуется, что у нас там творились такие безобразия, что все эти несчастья нам были ниспосланы Богом для нашего исправления и вразумления, что мы слишком о себе возомнили; будь у нас даже победа, мы все равно погибли бы.
30 июня. Был Драчевский. Рассказывал про свои невзгоды с городским управлением по вопросу о борьбе с холерой. Его возмущает управление, которое, по его словам, небрежно относится к холере, а при данных условиях с ней трудно справиться. Назначенный председатель думской санитарной комиссии Губерт ничего не стоит – не бывает в заседаниях, что очень вредно отзывается на деле. Столыпин сказал Драчевскому, что у него как градоначальника неограниченная власть. Драчевский на это заявил премьеру, что, значит, он может арестовать Губерта. На это был ответ: «Нет, этого вы не можете, вы можете арестовывать только политических».
1 июля. Рассказывал Мосолов про полтавское торжество в память 200-летия Полтавского боя. Всё обошлось гладко, благополучно. В речи царя пришлось сократить два слова. Было сказано царем: «…прямое, непосредственное общение с народом»; «прямое, непосредственное» пришлось выпустить для печати. Рассказывал Мосолов, что в Киеве какая-то женщина бросилась с бумагой к коляске, в которой ехал царь, но охранники ее быстро схватили и не допустили. Царь затем спросил, что с ней сделали. Отвечали ему, что у нее взяли прошение и отпустили и, «уходя, она улыбалась». Мосолов сказал, что «улыбка» эта у него под сомнением, что казаки ее, не жалея, серьезно помяли.
Полтавский губернатор, граф Муравьев, сделан егермейстером при следующих рассуждениях барона Фредерикса: «Шталмейстером его сделать нельзя – в военной службе он не служил, в гофмейстеры он тоже не годится, а так как он черненький, то будет настоящий егермейстер». Почему «черненькому» надо быть егермейстером – барон не объяснил.
25 июля. Сегодня Скворцов приехал к нам. Все странности Гермогена Скворцов приписывает тому, что он скопец: после семинарии он себя оскопил! Скворцов сказал Щегловитову про «Союз Михаила Архангела», что он серьезнее «Союза русского народа», на что Щегловитов заметил, что Пуришкевич слишком «огненный». Мое же чувство к союзам такое, что, за малыми исключениями, в них находятся все отбросы человечества, люди без стыда и совести, которые вошли в союзы, не имея за собой ничего святого, честного, нравственного. Одним словом, союзы эти полны проходимцами.
27 июля. Вчера были Щегловитовы, Думбадзе, исправник Гвоздевич, адъютант Думбадзе Мартынов и почтмейстер фон Фик. Рассказывали наши гости про Ливадию. Думбадзе сказал, что когда Столыпин проходил в одну из комнат мимо висевшего фонаря, этот тяжеловесный фонарь грохнулся, но не задел Столыпина. Со вторым фонарем в тот же день случилось то же самое. По недомолвкам Думбадзе можно было понять, что в этом падении фонарей, очень тяжелых, крылось что-то подозрительное, не от себя они упали.
29 июля. Обедал Щегловитов. Рассказывал, что насчет разгона Думы сделано было всё очень секретно. Манифест насчет разгона писал сам Щегловитов, печатал его офицер пограничной стражи в типографии пограничной стражи, так как Щегловитов не доверил сенатской типографии, что там сохранят эту тайну. В эту ночь Щегловитов так и не ложился спать, беспрерывно у него шли совещания с Камышанским, который был тогда прокурором палаты. Приедет Камышанский, получит от него инструкции, уедет, исполнит их и снова вернется за новыми. И так всю ночь. Так было сделано ввиду того, что телефону нельзя было довериться, так как зачастую случается, что разговор подслушивается.
6 августа. Сегодня был Клейгельс, стрелок императорской фамилии. Рассказывал он, что во время пребывания в Ливадии Столыпина с семьей была устроена полная охрана. Ливадия была оцеплена войсками, стоял военный караул – пять человек офицеров по очереди дежурили, делали ночные обходы и проч. Время было неудобное для устройства этой охраны, так как старые солдаты, отслужив срок службы, разошлись по домам, а новобранцам нельзя было доверять караульную службу, поэтому возможно было устроить только две смены, а не три, отряжено было всего 60 человек на обе смены. Отношение Столыпина к этой охране оставило тяжелое впечатление и у офицеров, и у солдат. Три недели все они его охраняли, и никакого внимания никто от него не получил. Ни разу ни одного офицера не позвали ни к завтраку, ни к обеду, никто из солдат не удостоился «спасибо». Однажды Клейгельс встретил идущую военную музыку, и на его вопрос, куда они идут, был ответ: «Идем в Ливадию, к президенту играть». Это слово «президент» покоробило Клейгельса. Не только офицеры и солдаты, но и чиновники Столыпина не получали от него продовольствия. Первый промах Думбадзе был, что он предложил офицерам поднести букет Столыпиной. Это предложение произвело несимпатичное впечатление на гарнизон, но все-таки букет был поднесен.
7 августа. Был губернатор Новицкий. Про вел. кн. Ксению Александровну Новицкий сказал, что страшно похудела, очень грустна. Оказывается, вел. кн. Александр Михайлович только привез ее сюда с детьми, которых у них шесть человек, но сам завтра отсюда уедет. Уже давно это супружество начало расклеиваться, а теперь, верно, расклеится окончательно. Сделал царь этого вел. князя генерал-адъютантом, но, видно, это его не удерживает, смотрит он в лес. Гвоздевич по секрету сказал Новицкому, что вел. кн. Александр Михайлович сделал распоряжение, чтобы его постель не стояла в спальне вел. княгини. И это всё творится открыто, видно, что он желает, чтобы про это знали.
14 августа. Был у Е.В. Курлов.
