Валерий Золотухин - Таганский дневник. Кн. 1

Бортнику не дают звания за парижскую связь с дочерью какого-то американского короля, которая к тому же ценные подарки ему делала. Был бы жив Володя Семенович. Да как бы он заступился? Но скандал бы поднял.

Яковлева действительно мне нравится, и я объяснился ей в любви совершенно искренне, да пьяный человек всегда правду говорит.

Нет, с пользой начинаю жить, с пользой. Написал письмо В. С. Фомину с отчетом о жизни последнего полугодия.

Эфрос. Плохо себя чувствую, сердце болит… Да я еще из Парижа… такая разница, просто убивает… Там все веселые, радостные… приветливые. Тут все злые, очереди за мясом… Черт знает, всю жизнь работаешь, работаешь, чего ради… Кому это нужно, что мы здесь?!

Он ругал Дупака за Куйбышев. Так вот в Куйбышеве мы действительно были нужны, а здесь…

Заканчивается спектакль, много русских в зале. Ужасное количество грязи в спектакле, почему Эфрос не репетирует, хотя бы по мизансценам, по свету, черт-те что творится…

Понедельник 8 утра.

Ну вот и до зимы дожили. В Польше матушку встретили, ладно. Не утерпел, Тамаре позвонил, ну слава Богу, все нормально, такая дурацкая всеобъемлющая, все объясняющая формула — все нормально, старик, все в порядке. Но с другой стороны — всеуспокаивающая. Так и будем считать, что у нас с Тамарой все нормально. — «Я очень соскучилась по тебе. Сережа дни считает, ты уж не разочаруй его. — Маленький мой…»

— Я сильно болела, — сказала Тамара. Болела — прошедшее время.

Вечером мы играем «Вишневый» для театральной общественности. И снова видел во сне отца и Смехова почему-то, чего-то разрешившего мне и помирившегося со мной.

Эфрос Польшу не любит. Лет 15 назад он что-то ставил здесь и сильно разругался с ними. «Когда мне сказали — в Польшу, мне стало не по себе, и эти предчувствия оправдались…» Кроме того, на него действуют воспоминания людей, помнящих наш приезд с Любимовым в 1980 году с Высоцким-Гамлетом.

Я очень откровенен с людьми, болтлив, расстегиваю душу часто, и туда с удовольствием плюют.

Крымова льстит, чтоб удержать меня у Эфроса и пр. Но дело-то как раз душевное, мое и состоит в том, что я предпочитаю уничижение в себе, чем гордыню. Мне нравится валяться в собственной грязи и не скрывать это перед народом. Но… надо найти силу и смелость смотреть на себя без отвращения, что сделать почти невозможно, как бы ни были прекрасны эти слова и заложенная в них идея. Так же, как понять человеку, что это такое — «все к лучшему».

Поляки раздолбали «На дне»… и хвалили «Вишневый» на встрече, и «жалкий лепет оправданья»…

Я знаю, что из всего, что я куплю, только свитер и понравится Тамарке, так надо его брать, и дело с концом. Набрал всякого барахла Сережке, а что к чему?

Вторник.

Милые мои! Когда ж я с вами встречусь и что принесет нам эта встреча — радость, чтоб была без тени грусти, но не бывает так. Всю ночь я думал, что делать с этими деньгами и ведь-таки не придумал.

Суббота.

Ну, начинает жизнь в берега входить. Свитер подошел — слава Богу, и я тут же позвонил в Варшаву. Сереже куртка подошла, штаны теплые и джинсы — все отлично. Сейчас гуляет во всем новом.

Но рука еще нездоровая, буквы пляшут, а завтра «Мизантроп». Сейчас просто хочется пойти на улицу, завести машину и немножко поездить. А потом проговорить Альцеста, заехать в театр, узнать про дела и взять репертуар.

— И в дневниках своих он все врет, — так сказал про мои записки Ванька Бортник пьяный в поезде. И тоже хотел я обидеться, но это означало бы, что он правду сказал, а не лжет только фантазия… И в дневниках моих правда абсолютная, но моя правда, субъективная, разумеется.

Так катилась жизнь с 3-го декабря — от бакалеи к бакалее. Но спектакль держит, и надо собираться в Л-д, к Гурьянову на озвучание.

Выход в свет состоялся, выезд — в новой шубе, под дождем до овощного магазина.

Прошел текст «Мизантропа», много пью всякой жидкости, у Тамарки еще и ухо заболело. Что же это на мою жену напасти всякие, за что?! Пощади ее, Господи! Обещал приехать Денис, библиями обменяться, и нет его, и не звонит, поросенок. Не умею я воспитывать, растут оба парня бурьянами.

Воскресенье.

Какая кощунственная, ужасающая профессия — надо играть «Мизантропа» и наудачу — опять несчастье, опять больная Тамара… с перевязанным ухом, с температурой лежит — глаза в потолок — и просит сварить ей две сосиски.

Ее положение меня практически парализует, хотя это отличное оправдание моей лени и безработицы — с этим надо справиться, иначе — крах взаправду.

Сейчас на спектакль придет Гена Папин, это мое детство, в некотором смысле, совесть, Родина… Он из тех, кто имеет право судить, впрочем это ерунда, как раз он-то и меньше всего может иметь на это право… Да и кто имеет, кроме самого художника и, конечно, Бога.

Эфрос дал прочитать инсценировку «Театрального романа»: «Я хочу посоветоваться с тобой и с Глаголиным». Инсценировка Червинского, и плохой она быть не может.

Господи! Спаси и помилуй!

Вторник.

Вчера был на вечере-открытии недели фильмов с участием В. Высоцкого. Родители сидели в зале. Читал «Этюд». Отвечал на записки. Вопрос: «Кого из современных поэтов Вы можете поставить рядом с Высоцким?»

— На это ответит время. Одно могу сказать определенно, что те изменения, события, которые происходят сейчас в нашем обществе, в нашей стране, во многом подготовило творчество Высоцкого, он, как никто из поэтов, повлиял на сознание народа и пр., пр.

Потом в театре смотрели документальный фильм «Соло трубы», посвященный Леве Федотову, гениальному мальчику — прототипу Антона Овчинникова из «Дома на набережной».

Любимов, рассказал Стернин, говорит, что назад не собирается, что хорошие концы бывают только в сказках и пусть его оставят в покое. «Я не уезжал, меня выдворили и пр.» Состряпал себе легенду, ею живет. Упорные ходят слухи, что с Катькой он развелся и будто нашла она себе молодого уже. А возвращаться без жены и сына (ведь это же ежу понятно что она бросила его, дососав и высосав, а не он их) — это же еще дополнительный позор какой и доказательство краха, опричь того, что надо же чего-то и говорить, и объяснять, а сколько будут лезть в душу, сочувствовать, и сопливиться?! И это вытерпеть гораздо сложней, чем политические разговоры и пр.?

Надо же искать пылесос!!

Среда, мой день.

Стало быть, я в Ленинграде, в гостинице «Советская», № 7512, в отличие от Гурченко, которая в «Астории», ну, она и возрастом постарше, и в звании другом.