Максим Чертанов - Хемингуэй

Долго тренировались: разбирали и чистили оружие, бросали гранаты в фанерные щиты. Когда субмарина всплывет около «Пилар», возможны два варианта: либо, открыв огонь, вынудить экипаж подлодки подняться на палубу и там его захватить, либо просто бросить в люк гранату — для игроков в хай-алай это пустяк, а лучше бомбу — ее изготовили сами в корпусе от огнетушителя. (Марта замечала, что при втором варианте экипаж «Пилар» тоже погибнет от взрыва.) Патрулирование началось в июне. Делать ничего не надо было, только дежурный глядел в оба, остальные ловили рыбу, загорали и играли в карты, Хемингуэй читал. Тот же вопрос, что о «фабрике»: дело или игрушки? — и тот же неопределенный ответ. По словам Фуэнтеса, однажды подлодка хотела обстрелять яхту, но появившаяся авиация ее потопила, Эррера (сам не ходивший в рейды) тоже упоминает этот случай, а в рассказе Рехидора «Пилар» сама гонялась за подлодкой.

Из документов известно лишь об инциденте 9 декабря 1942 года: Хемингуэй, согласно донесению, в бинокль заметил, как испанский пароход «Маркиз де Комильяс» замедлил ход недалеко от северного побережья Кубы; вскоре стало видно, что к нему приближается «что-то серое, низкое». Предположили, что на пароходе шпион, которого собираются пересадить на подлодку. «Пилар» сбавила ход, часть экипажа начала изображать процесс рыбной ловли, другая часть готовила бомбу. Но пароход уплыл, а «серое низкое» так и не обнаружилось. Зато поймали громадную барракуду. Хемингуэй доложил о происшествии военно-морскому атташе в посольстве, тот передал информацию в ФБР, пароход проверили, пассажиров и команду опросили, но ничего не выявили. Однако Денис Бриан, автор книги «Лица Хемингуэя» (1988), приводит воспоминания Уинстона Геста, утверждающего, что они действительно видели подлодку и несколько дней спустя получили от военно-морского атташе подтверждение: субмарину заметили экипажи других судов.

«Вклад Хемингуэя был настолько серьезен, что я настоятельно рекомендовал наградить его орденом» — так операцию «Френдлесс» оценил Брэйден, и он действительно писал представление в военно-морское ведомство; Папоров и Фуэнтес приводят воспоминания знакомых Хемингуэя, которым тот с гордостью демонстрировал копию письма Брэйдена. Жена, однако, не разделяла мнения сотрудников посольства, в операции «Френдлесс» видела развлечение за казенный счет и ругала мужа за «постыдную и бессмысленную жизнь», которую он ведет вместо того, чтобы ехать на фронт или работать. Однажды ее взяли в патрулирование вместе с женами Джойса и Бриггса, вышла увеселительная прогулка с шампанским, но чего можно ожидать, когда на борту дамы? С другой стороны, брать их на задание было странно: а если бы в тот день на «Пилар» напала подлодка? Или экипаж понимал, что никто не нападет?

В патрулирование брали и сыновей, кроме Бамби: в мае, когда тот ненадолго прилетел из Европы (он окончил Дартмутский колледж, хотел стать морским офицером, но отец его отговаривал, рекомендуя университет), «Пилар» еще не была готова. В июле приехали Патрик и Грегори, выходили с отцом в море, но, как ни странно, не были в восторге. Патрик вспоминал, что отец в то лето страшно пил и казался не совсем нормальным: «Он утратил контакт с действительностью. Он сходил с ума, пытаясь исправить мир, и был полон самодовольства». Грегори: «Он ужасно изменился. Он беспрестанно говорил о великой книге, которую напишет, но, по-моему, чувствовал, что разучился писать». Марте не нравилось, что детей подвергают хоть и призрачной, но опасности. Ее также раздражало, что в доме постоянно околачивается толпа нетрезвых людей, и что ее муж, помимо виски, пива и шампанского (столовое вино не в счет), пристрастился к абсенту. В «Ла Вихии» не прекращались скандалы; по воспоминаниям Менокаля, когда он подходил к дому, оттуда обычно неслись такие громкие крики, что он пережидал во дворе, когда ссора окончится.

Вскоре Марта получила задание от «Кольерс» — выехать на Карибские острова и написать о настоящей подводной войне. Отец остался с сыновьями. Им посвящена одна из частей книги, которую он начнет писать еще не скоро — «Острова в океане»: «Он всегда любил своих детей, но раньше не сознавал, как сильно он их любит и как это плохо, что он живет с ними врозь. Ему бы хотелось, чтобы они всегда были с ним и чтобы мать Тома до сих пор оставалась его женой». «Та, вторая, родила тебе чудесных детей. Очень непростые, очень своеобразные оба, но ты знаешь, как много хорошего они унаследовали именно от нее. Она прекрасная женщина, и с ней тебе тоже не следовало расставаться». Летом 1942-го у отца жили только младшие дети, но в романе присутствуют все трое (они гостили и втроем, но в другие периоды). Бамби — Том: «Старший мальчик был длинный и смуглый, шея, плечи и длинные ноги пловца и большие ступни, как у Томаса Хадсона. Лицом он смахивал на индейца, и был он веселого нрава, хотя в покое лицо у него принимало почти трагическое выражение.

Томас Хадсон однажды посмотрел на сына, когда тот сидел грустный, и спросил: „О чем ты думаешь, дружок?“

„О наживке“, — ответил мальчик, и лицо у него сразу осветилось. Глаза и рот — вот что в минуты задумчивости придавало трагическое выражение его лицу, но стоило ему заговорить, и лицо сразу оживало».

Патрик — Дэвид: «Для Томаса Хадсона Дэвид всегда оставался загадкой. Горячо любимой, но все же загадкой». «Он всегда напоминал отцу звереныша, который живет сам по себе, здоровой и отзывчивой на шутку жизнью. <…> Этот мальчик никогда не будет по-медвежьи сильным и широким в плечах, и он никогда не будет спортсменом и не хочет им быть, но в нем есть чудесные свойства мелкого зверька, и голова у него работает хорошо, и жизнь налажена своя собственная. Он привязчивый и наделен чувством справедливости, и быть рядом с ним интересно. К тому же он всегда во всем сомневается, как истинный картезианец, и любит яростно спорить и поддразнивать умеет хорошо и беззлобно, хотя иной раз и перебарщивает».

Грегори — Эндрю: «Младший мальчик был светлый, а сложением — настоящий карманный крейсер. Физически он в точности повторял Томаса Хадсона, только в меньшем масштабе, короче и шире. <…> Он любил задевать своих старших братьев — была в его натуре темная сторона, которую никто, кроме Томаса Хадсона, не мог понять. Ни отец, ни сын об этом не задумывались, но они различали друг в друге эту особенность, знали, что это плохо, и отец относился к ней всерьез и понимал, откуда это у сына. Они были очень близки между собой, хотя Томас Хадсон жил с ним под одной крышей меньше, чем с остальными детьми. Этот младший мальчик, Эндрю, был отличный спортсмен — настоящий вундеркинд — и с первого же своего выезда обходился с лошадьми, как заправский лошадник. Братья гордились им, но задаваться ему не позволяли. В подвиги этого мальчугана трудно было поверить, однако его видели в седле, видели, как он берет препятствия, и чувствовали в нем холодную профессиональную скромность. Он родился каверзным мальчишкой, а казался очень хорошим, и свою каверзность подменял чем-то вроде задиристой веселости. И все-таки по натуре он был дурной мальчик, и все знали это, и он сам знал».