Святослав Рыбас - Василий Шульгин: судьба русского националиста

И Врангель в своих невеселых свидетельствах был далеко не одинок, как можно было бы думать, зная его несогласие с военной стратегией Деникина. Например, генерал Глобачев вспоминал практически то же самое: «…Если заглянуть в политическую подоплеку всего добровольческого движения, то нужно признать, что Добровольческая армия защищала интересы демократической республики и была на поводу у партий кадетов и эсеров. В самом деле, кто зародил Добровольческую армию? Алексеев и Корнилов — республиканцы. Кто был их последователь? Деникин — республиканец. Все они говорили о благе родины, но какова эта родина будет и в чем будет заключаться благо, не говорили, ибо не могли отделить это благо от своих личных политических взглядов и своего личного честолюбия. Это не были Минины и Пожарские, принесшие всё на алтарь отечества и шедшие за одну монархическую идею, видевшие в ней спасение родины. Эти люди шли за возрождение России Львовых, Милюковых, Керенских, но только рассчитывавшие занять их места. Широкие массы населения, и в особенности крестьянство, в гражданской войне участия не принимали, и война не может быть названа народной. Война была исключительно партийная: кадеты и эсеры оспаривали власть над измученной Россией у большевиков, которые были и счастливее их, и способнее, что и доказали тем, что быстро ее захватили после падения монархии.

Могут спросить, почему же к этому движению примкнуло офицерство. Да потому, что офицерство, это профессиональное военное сословие, было гонимо в советской России, обезличено, истязуемо; естественно, что офицерство шло туда, где нуждались в его услугах, где восстанавливались его права, где оплачивалась его служба и т. д., то есть в Добровольческую армию. Кроме того, появился новый тип офицера республиканского мышления, это так называемые цветные войска: корниловцы, алексеевцы, марковцы, дроздовцы, или из элементов никогда не служивших, или из контингентов офицеров военного времени германской войны. В общем, нужно сказать, что из всей массы офицерства Добровольческой армии не более 25 % шли за идею освобождения родины, не считаясь ни с какими политическими тенденциями, остальные же шли или для спасения демократической республики, или просто примазались в своих личных интересах.

Как народ относился к Добровольческой армии, это видно лучше всего из того, каково было отношение к ней во вновь занимаемых областях. Вступление Добровольческой армии в города и деревни встречалось колокольным звоном, со слезами на глазах, целовали стремена всадников, а по прошествии каких-нибудь двух недель так же ненавидели добровольцев, как и большевиков. Лозунги армии народу не были понятны, а поведение ее возбуждало ненависть. Многие офицеры Добровольческой армии по своей беспринципности, разнузданности и жестокости мало чем отличались от красных и были бы более желательным элементом по ту сторону, чем по эту; они стояли в рядах Добровольческой армии по недоразумению — должно быть, гражданская война случайно их застала на этой стороне. Отношение вновь назначенной администрации в занимаемых Добровольческой армией областях к местному населению не было на высоте. Действия новых чиновников часто были пристрастны и незаконны, так как ими часто преследовались личные интересы. Например, некоторые администраторы назначались именно в те местности, где находились их недвижимые имущества, и первое, что они делали — это начинали восстанавливать свои разоренные революцией хозяйства, жестоко расправляясь с крестьянами, которых считали виновниками разорения. Другие, пользуясь слабой ответственностью или полной безответственностью, грабили население нисколько не меньше, чем фронтовики. Поэтому законы и распоряжения, издававшиеся правительством генерала Деникина, доверия у населения не внушали, и таковое относилось к движению безучастно и к нему не примыкало»[405].

В октябре генерал Врангель приказал повесить заместителя начальника станции Царицын, весовщика и составителя поездов. Они за взятки отправляли с воинскими эшелонами частные грузы, задерживали раненых и снаряжение. Но общая картина развала от этого не изменилась.

Зима была ранняя, морозная. После сдачи Харькова Май-Маевским Врангель возглавил Добровольческую армию. Отступление продолжалось. Часто на станциях можно было видеть раскачивающиеся на телеграфных столбах заиндевевшие трупы с прикрепленными к груди табличками: «Мародер».

Врангель предвидел беду и предложил Деникину вообще оставить самостийные казачьи Дон и Кубань и отступать на Крым, где прочно закрепиться. На этой стратегии настаивали и французы, имевшие в виду поддержку белой армией правого фланга польской армии[406].

Деникин же не хотел бросать казаков-союзников. На Дону, по его соображениям, отступление должно было кончиться. По рекам Тузлов и Самбек и их притокам были выстроены рубежи обороны с окопами и проволочными заграждениями. Оборонительный пояс окружал Ростов и Новочеркасск, железнодорожные станции и станицы. Англичане тоже настаивали на Донском направлении, имея в виду свои интересы на Кавказе.

Кавказ в отсутствие сильной России был поглощен междоусобными войнами. Простое их перечисление показывает картину непрекращающейся вражды: армяно-грузинская война за обладание Борчалинским уездом; армяно-азербайджанская в Нахичеванском районе и Нагорном Карабахе; грузино-азербайджанское столкновение из-за Ахалцихе и Ахалкалаки; грузино-аджарское за Батум; конфликт грузин с Добровольческой армией за обладание Сочинским округом; столкновение азербайджанцев с Добровольческой армией за Дагестан и Чечню.

Если к этой панораме прибавить упражнения кубанских и донских казаков в независимости, а также явное противодействие, оказываемое британцами ВСЮР в стремлении контролировать Кавказское направление, то предложение Врангеля уйти на Крымский полуостров было рациональным.

Н. В. Савич отмечал: «Англичане вызывали сильное раздражение, вели явно подозрительную игру. Для всех стало ясно, что их задача — оторвать от России Кавказ. Мало того, с помощью Румынии и Польши они стремились отобрать у нас даже области с чисто русским населением, чтобы ослабить Россию и создать ей врагов из этих соседей. Антибританские настроения росли и ширились. Но они не возобладали среди членов Особого Совещания, да и генерал Деникин был верен раз избранному пути»[407].

В конце октября 1919 года Деникин все-таки не выдержал, разыгралось так называемое Кубанское действо — лобовое столкновение ВСЮР с Кубанской радой. 7 ноября Деникин приказал арестовать нескольких ее депутатов и предать их военно-полевому суду за подписание в Париже (!) с меджлисом горских народов Кавказа союзного договора и признанием независимости обеих сторон. Это было признано государственной изменой. В ноябре генерал В. Л. Покровский, опираясь на войска, отведенные с фронта «на отдых», произвел переворот: к власти было приведено правительство группировки «линейцев», ориентировавшейся на А. И. Деникина. Священник А. И. Калабухов, входивший в состав парижской делегации, по приговору военно-полевого суда был повешен в ночь на 20 ноября, остальные были высланы в Турцию. Управление областью было реорганизовано.