Владимир Голяховский - Путь хирурга. Полвека в СССР

Но самое главное — в Болгарии мы обрели друзей на всю жизнь. Несколько раз потом Желев приезжал к нам в Москву, мы ездили к нему. Когда мы стали профессорами, мы обменивались с ним опытом работы.

Трагедия великого атлета Валерия Брумеля

Директор Московского крематория называл мотоциклистов «полуфабрикатами». Сколько их погибло на загруженных движением улицах Москвы, сколько было покалечено! Одной из жертв стал Валерий Брумель, олимпийский чемпион, чемпион и рекордсмен мира по прыжкам в высоту. Поздно ночью осенью 1965 года он ехал пассажиром на мотоцикле приятеля, они мчались, асфальт был мокрый и скользкий, мотоцикл занесло, Брумеля отбросило в сторону, правая нога с силой ударилась о фонарный столб — произошел открытый перелом костей над голеностопным суставом, оголенные сломанные кости торчали из раны.

Для бухгалтера такой перелом мог бы не считаться очень большой бедой, но для двадцатитрехлетнего профессионального атлета с мировым именем это была трагедия. Валерий Брумель был настолько знаменит, что, несмотря на отсутствие официального сообщения в прессе, весть о его переломе мгновенно разнеслась по Москве, потом по всему Союзу, потом по всему миру. Два последних года перед той трагедией он был признан лучшим атлетом мира и получал за это призы королевы Елизаветы II. Его рекорд 2 метра 29 сантиметров не был побит после него еще восемь лет. А он долгое время лечился в разных больницах и перенес двадцать девять операций на сломанной ноге.

Сразу после повреждения его привезли в Институт скорой помощи имени Склифосовского. Его хирургом был Иван Иванович Кучеренко, опытный травматолог. Задача срастить кости была трудная — они были раздроблены, рваная рана кожи и мышц была загрязнена, и возникла инфекция. На ногу Брумеля наложили гипсовую повязку, а над раной вырезали в гипсе «окно» — отверстие, через которое можно видеть и лечить рану. Это было обычное лечение. Доктор Кучеренко много раз делал операции — вынимал мелкие отломки кости. Одно время рана как будто начала зарастать. Больной был избалован славой, молодой, нетерпеливый, он не хотел лежать в больнице. Его выписали в гипсовой повязке и на костылях, дали строгий совет — не наступать на сломанную ногу, не травмировать ее. Брумель совета не послушал, через гипс просочилась кровь. Опять его положили в институт Склифосовского, на этот раз состояние ноги ухудшилось, началось глубокое нагноение костей — остеомиелит. Брумеля осмотрели несколько знаменитых профессоров и снова делали операции — не помогало. Приговор был один: надо делать ампутацию ноги. На это он согласиться не мог.

Директор Волков предложил перевести Брумеля в отделение спортивной травмы нашего института. Заведовала отделением профессор Зоя Миронова, в прошлом спортсменка. Почему Волкову пришла идея перевести Брумеля к ней? Никакой логики в этом не было: у Брумеля была не спортивная травма, а тяжелый перелом с остеомиелитом. Миронова таких больных никогда не лечила. И никто в институте лечить таких больных по-настоящему не умел, даже профессор Каплан. Взять Брумеля в наш институт было безответственным решением, даже преступным — оно обрекало его на ухудшение. Но Волкову и Мироновой хотелось иметь у себя знаменитого больного, чтобы на них упала его слава. К тому времени в журналах довольно много писали о Брумеле и его врачах. Волков и Миронова старались создать через прессу впечатление, что знаменитый прыгун у них поправится и опять будет выступать в соревнованиях.

Я не имел отношения к лечению Брумеля, но у нас с отделением Мироновой была общая перевязочная. Когда его привозили на каталке на перевязку, мне удавалось наблюдать, как его лечили — абсолютно беспомощно. Миронова просто не знала, что с ним делать; иногда важно заходил Волков, покровительственно разговаривал с Брумелем, но тоже не знал, как его лечить. Состояние ноги все ухудшалось, из раны тек гной, кости разрушались, дело неуклонно шло к ампутации.

Я видел подобных больных у Илизарова в Кургане и понимал, что вылечить Брумеля может только он. Но его имя еще не было широко известно в Москве. Как мне втолковать Брумелю, что ему надо уезжать от московских профессоров к провинциальному доктору Илизарову? Он мог мне не поверить и наверняка спросил бы совета у Мироновой и Волкова. Предложить такое в стенах ЦИТО, где все ненавидели Илизарова, — с моей стороны было бы равносильно самоубийству: меня тотчас выгнали бы с работы.

Как это сделать? Нашелся неожиданный выход: мне позвонила невеста Брумеля — младшая сестра моего друга Бориса Катковского:

— Володя, что делать? — Валерий сходит с ума, он думает, что совсем теряет ногу.

— Таня, скажи ему — пусть едет в город Курган к Илизарову.

— Да, мы о нем слышали. Ты считаешь, что он лучше московских профессоров?

— Таня, верь мне: для Валерия он намного лучше. Он для него — единственный.

— Я тебе верю.

— Только пусть Валерий не проговорится в ЦИТО, что это я рекомендовал ему.

Сам я не имел достаточного опыта в методе Илизарова, чтобы лечить такой сложный перелом, да мне бы все рано не доверили лечить Брумеля. Я позвонил Илизарову:

— Гавриил, к тебе едет знаменитый Валерий Брумель. Наши здесь загубили его ногу — увидишь сам. Я ему сказал, что ты — его надежда.

Докторам в ЦИТО нужно было явное доказательство, что илизаровский метод лучше тех, какими лечили мы. Таким доказательством стала операция Валерию Брумелю — Илизаров сделал ему очень тонкую операцию. Через месяц чемпион уже ходил с аппаратом на ноге. Журналисты кинулись в Курган — писать о чуде излечения. Статьи появлялись во многих журналах, и во всех славилось имя Илизарова. Через четыре месяца Брумель начал тренировки в прыжках, через год он прыгал на высоту два метра. Своего прежнего рекорда он не достиг, но само излечение уже было рекордом. И слава его хирурга Гавриила Илизарова тоже «подпрыгнула»: о нем заговорила вся страна и к его прозвищу «кудесник из Кургана» прибавилось «доктор, который вылечил Брумеля». А ведь он и до этого делал много еще более сложных операций. Так бывает со многими врачами: они успешно лечат тысячи больных, и никто о них не знает; но стоит вылечить знаменитость, и они сами становятся знаменитыми.

Брумель после этого считал Илизарова вторым отцом (тогда я мог бы считаться дядей), и мы втроем продолжали дружить. И Валерий меня не выдал: доктора в ЦИТО удивлялись — кто подсказал ему ехать на лечение к «врагу»? Только поэтому меня не выгнали с работы.

Бельгийцы Савицкие

В гости к моей теще приехала подруга се юности Лена Савицкая и остановилась у нас на несколько дней. Тридцать лет назад они вместе учились в школе в городке Никополе, но в середине 1920-х годов Лене удалось уехать в Бельгию, она поселилась в городе Льеже. По всей Европе тогда селились русские иммигранты, бежавшие от революции 1917 года. Лена вышла замуж за иммигранта Николая Савицкого, инженера из металлургической фирмы. Почти тридцать лет не было никакой связи между моей тещей и ее подругой. Но в 1960-е годы старым иммигрантам впервые разрешили приезжать в Россию для свидания с родственниками. Лена приехала в Москву по пути в Никополь — навестить доживавших там родителей и временно остановилась у нас.