Альберт Шпеер - Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

В то же время Борман и Гиммлер пытались опорочить в глазах Гитлера начальников управлений министерства вооружений. Гитлер не счел нужным поставить меня в известность, и я окольными путями узнал, что он особенно недоволен троими – Либелем, Вагером и Шибером, так что их уже можно было считать отставленными. Всего нескольких недель хватило Гитлеру, чтобы забыть о возрождении наших близких отношений, которое казалось вполне реальным во время встреч в Клессхайме. Кроме Фромма, Цайтцлера, Гудериана, Мильха и Дёница, лишь министр экономики Функ остался среди немногих высших руководителей рейха, не отшатнувшихся от меня в период моей болезни.

Еще несколько месяцев назад Гитлер требовал перевести промышленные предприятия в шахты и колоссальные бункеры, дабы защитить их от бомбежек. Я тогда отвечал, что бетон – не спасение от бомбардировок и на передислокацию заводов под землю и в укрытия уйдет много лет. Более того, нам еще повезло, что вражеские налеты на военные заводы напоминают удары по широкой дельте реки, распавшейся на множество ручейков, и потому пока не наносят большого вреда. И если продолжать это образное сравнение, то когда мы начнем защищать дельту, – лишь заставим врага атаковать промышленный поток, сосредоточенный в глубоком узком русле. Я приходил в ужас от одной только мысли о целенаправленных бомбардировках химических заводов, угольных шахт и электростанций. Не сомневаюсь, что весной 1944 года англичане и американцы вполне могли полностью разрушить эти объекты и все наши попытки спасти их оказались бы тщетными.

14 апреля Геринг перехватил инициативу: он вызвал к себе Дорша и заявил, что, по его мнению, огромные бункеры для заводов, на которых настаивает Гитлер, может построить только Организация Тодта. Дорш возразил: Организация Тодта имеет полномочия лишь на оккупированных территориях, но никак не на территории рейха, однако у него уже есть проект такого укрытия, правда, для французских заводов.

В тот же вечер Гитлер вызвал Дорша и наделил его полномочиями на строительство стратегических укрытий как внутри рейха, так и вне его. Уже на следующий день Дорш предложил несколько подходящих стройплощадок и представил технические обоснования строительства шести подземных промышленных объектов, каждый площадью более девяноста тысяч квадратных метров. Он также пообещал, что все работы будут закончены к ноябрю 1944 года[229]. Я всегда опасался импульсивных решений Гитлера, и теперь одним росчерком пера он напрямую подчинил себе Дорша и отдал распоряжение о приоритете огромных укрытий. Тем не менее легко было предугадать, что эти шесть гигантских объектов не будут построены в обещанные шесть месяцев, да и вряд ли к строительству вообще удастся приступить. Когда ошибка столь очевидна, совсем не сложно предугадать ее последствия.

Гитлер не счел необходимым заранее сообщить мне о столь дерзком вторжении в сферу моих полномочий. Я был оскорблен и унижен, и, когда в письме от 19 апреля открыто оспорил эти решения, мною, безусловно, руководила глубокая обида. Это было первое из длинного ряда писем и докладных записок, в которых я не только высказывал несогласие с проводимыми мероприятиями, но и начинал проявлять некоторую независимость. Нельзя сказать, что я уже полностью избавился от магического влияния Гитлера, подавлявшего меня много лет, но, тем не менее, открыто выразил свое мнение, начав с того, что затевать осуществление столь грандиозных проектов в нынешней ситуации – чистое безумие, ибо «и без них мы испытываем огромные трудности, поскольку приходится защищать от авианалетов немецких и иностранных рабочих и одновременно восстанавливать разрушенные военные заводы. Мы должны отложить новый проект на неопределенный срок, ибо мне постоянно приходится прекращать работы на уже строящихся заводах, чтобы обеспечить необходимый выпуск военной продукции в ближайшие месяцы».

Я не ограничился подобными аргументами и упрекнул Гитлера в том, что он действует за моей спиной: «Даже в те дни, когда я был вашим личным архитектором, я всегда руководствовался важнейшим правилом: предоставлял своим сотрудникам максимум независимости. Признаю, что впоследствии часто испытывал глубокое разочарование, поскольку не каждый достоин такого доверия. Некоторые, добившись высокого положения, предавали меня». Гитлер без труда мог понять, что я имею в виду Дорша, но намеками я не ограничился: «Однако, несмотря на это, я буду твердо следовать своему правилу. Я полагаю, что только доверие позволяет человеку плодотворно руководить и добиваться высоких результатов. И чем выше положение руководителя, тем важнее придерживаться этого правила».

Я также подчеркнул, что строительство военных предприятий и выпуск военной продукции на данной стадии составляют неразделимое целое. Пусть за Доршем останется строительство на оккупированных территориях, но в самой Германии этим должен заниматься другой руководитель, и работы хватит для обоих. На эту должность я выдвинул кандидатуру одного из бывших сотрудников Тодта Вилли Хенне и предложил подчинить Хенне и Дорша моему верному помощнику Вальтеру Бругману[230]. Гитлер отверг мое предложение, а пять недель спустя, 26 мая 1944 года, Бругман, как и мой предшественник Тодт, погиб в авиакатастрофе, причины которой так и остались невыясненными.

В конце письма я выразил намерение уйти в отставку, если моя точка зрения покажется Гитлеру неприемлемой. Мой давний помощник Герхард Френк передал это письмо Гитлеру накануне его дня рождения. Как я узнал из самого надежного в данном случае источника, а именно от заведующей секретариатом Гитлера Иоганны Вольф, фюрер был чрезвычайно раздражен моим посланием и среди прочего задыхающимся голосом выкрикнул: «Даже Шпеер должен понимать, что необходимо принимать во внимание политику!»

Подобным же образом он отреагировал еще шесть недель назад, когда я остановил строительство в Берлине бомбоубежищ для высших должностных лиц государства, чтобы бросить все силы на устранение ущерба от авианалетов. Очевидно, у Гитлера сложилось впечатление, что я становлюсь слишком своевольным. Во всяком случае, именно в этом он меня обвинил. Что касается бомбоубежищ, то Гитлер, невзирая на мою болезнь, передал через Бормана, что «ни один немец не имеет права игнорировать или оспаривать приказы фюрера или откладывать их исполнение по своему разумению; приказы должны выполняться беспрекословно». И еще он пригрозил «отдать приказ гестапо: за противодействие указам фюрера немедленно арестовывать и отправлять в концлагерь виновного, какой бы пост он ни занимал».