Александр Стесин - “Вернись и возьми”

– Понимаю: санкофа.

– Что?

– Сан-ко-фа. Как бы ты это перевел?

– Вернуться, чтобы взять... Вернуться, чтобы что-то взять.

– Правильно. Санкофа – это из адинкра, из наших символов. Я вот тоже всю жизнь живу, как будто это все – так, на время, а в один прекрасный день я все брошу и благополучно вернусь домой. Хотя, где этот дом, я понятия не имею. Надо, мне кажется, сменить установку. Пожить без костылей. Тогда никакая Африка не понадобится... Но в Гану ты все равно поезжай, тебе там понравится. Вон ты уже как на чви болтать начал – зря, что ли, старался?

Через неделю она уехала. За день до ее отъезда я договорился с Маоли, и мы устроили отвальную. Супруги Онипа, как всегда, приготовили пир на весь мир, но праздник получился на тройку – много случайного народу, какое-то машинальное и бессмысленное оживление, всё не так. Дружба с Энтони угасла сама собой. В больнице мы пересекались редко. Периодически созванивались, вкратце сожалели, что давно не виделись, давно пора наверстать, но на этой неделе никак, может быть, на следующей, в общем, держим связь... Нана присылала из Аризоны письма, которые подписывала «Nochka», пытаясь воспроизвести запомненное со слуха руссифицированное обращение. Не «Ночка», а «Наночкa»! «Nochka» means «Little night». Little night? That’sevenbetter.

Третий день подряд снится одно и то же. Заоконный шум превращается в знакомую мантру дежурного пейджера: «Код 99! Код 99! Палата номер...» «Код 99» – это позывные SOS, вызывающие смесь тошноты и адреналина на уровне павловского рефлекса. Я бегу по лестнице, по коридору. Странная аберрация: сон, не переиначивающий, а с точностью воспроизводящий реальные события. Как будто есть один-единственный сценарий, и отступления от него невозможны даже во сне.

В центре сна – шестидесятилетний латино, бессловесный, приземистый нелегал из тех, что работают на наличные и живут по семеро в одной комнате; о чьем существовании узнают только при поступлении в больницу. Это пациент, которого мы с Энтони безуспешно откачивали в течение часа... Трудно поверить: семь месяцев тому назад.

В тот день он попал к нам вместе с женой. У обоих диабет. Анамнез, умещающийся в несколько строк, – один на двоих: накануне купили в супермаркете торт, чтобы отметить годовщину свадьбы. Диабетический кетоацидоз. Ее положили в палату на седьмом этаже, его – на восьмом. Через час после поступления с ним случился обширный инфаркт.

Снится испуганная старуха в домашних шлепанцах и васильковой ночнушке. Как во время СЛР санитары прикатили ее в инвалидном кресле с седьмого этажа и как, увидев сгрудившихся медиков, она стала звать мужа, кричать, чтобы его не убивали, а когда ее подкатили к нему, гладила по руке и уговаривала проснуться. «Нет, это никуда не годится. Ей нужно дать успокоительное и отвезти обратно», вмешался Пэппим. До этого он только молча наблюдал за происходящим.

Несколько раз пульс удавалось восстановить, но через две-три минуты дефибриллятор снова фиксировал асистолию.

– Надо связаться с детьми, – скомандовал Пэппим. – Есть у них дети? Все это бесполезно, но правила надо соблюдать. Нам требуется разрешение от кого-нибудь из членов семьи, чтобы остановить реанимацию.

– У них нет детей.

– Братья, сестры, еще кто-нибудь?

– В медкарте не указано никаких контактов. Может, у супруги спросить, если она еще не уснула?

– Можно попробовать. Значит, один из вас идет тормошить супругу, а остальные продолжают СЛР. Вперед.

К тому моменту, как я спустился на седьмой этаж, чтобы выяснить, есть ли у них родственники, успокоительное уже успело подействовать. Снится, как она смотрит на меня спокойно-отсутствующим взглядом, кивает, не понимая моих слов, и невпопад отвечает вопросом: «Ему уже лучше?».Как сиделка укладывает ее спать... Пэппим, снимающий очки и устало трущий глаза: «Ладно, можно не продолжать».

Возвращаясь в ординаторскую, я слышу, как из больничного репродуктора – по логике все того же голливудского монтажа – доносится шкатулочная мелодия колыбельной: это значит, что на пятом этаже, в отделении акушерства и гинекологии, только что родился ребенок.

(Продолжение следует)

[1]Как устал наш хамелеон,

все стремится за море он

[2]противо-секреторные препараты

[3]против секретарши

[4]терапевт

[5]насильник

[6]Большой человек (йоруба)

[7]Приветствие ашанти

[8]Продавщица бананов, сбрось цену!

[9]вождь народов

[10]Аканское исчисление времени вообще носит религиозный характер. Например, календарный месяц обозначается словом обосоме (божок). «M’adibosomemmienuwoha» – «Я провел здесь два месяца». Дословно: «Я съел здесь двух божков».

[11]пальмовое вино

[12]верно!

[13]Стратегическая игра, одна из разновидностей манкала

[14]Ух ты! Где это ты научился говорить на чви?

[15]У меня есть ганские друзья, которые меня понемножку учат.

[16]Понятно. Добро пожаловать, учащийся!

[17]«Так же как твои родители заботились о тебе, когда у тебя резались зубы, ты должен позаботиться о них, когда их зубы станут выпадать»

[18]мой брат Алекс

[19]«лестница смерти»

[20]временный заместитель

[21]«Доктор сказал, что я должен срочно лечь спать»

[22]Так держать!

[23]«часто летающие пассажиры»

Часть II

1

- American? Красный Крест? Нет? Все равно аквааба[2], мы тебя ждали, - тараторит фельдшер, уступая мне место. - Видел толпу пациентов в приемной? Все эти люди ждут тебя!.. Ну, до завтра, - и, перекинув халат через спинку стула, направляется к выходу.

- Но мне никто так и не объяснил толком, что к чему...

- А чего объяснять-то? - фельдшер оборачивается в дверях, делает суровое лицо. - Есть лекарство от мар-лярии, есть амоксицир-лин. Что еще? Больных будешь вызывать вот по этому списку. Ничего сложного!

В этот момент из-за спины фельдшера, в узком проеме между косяком и дверью, появляется миниатюрная женщина с тремя детьми. Женщина явно рассчитывает прошмыгнуть в кабинет мимо фельдшера, но тот резко подается вбок и, прижав ее всем своим весом, рявкает себе под мышку:

- Хван на афрэуо? Оби афрэуо?[3]

- Докета на уафрэ...[4]

- Докетадье, нэниабрэ. Кочвен коси сээбефрэуо, уэй?[5]

- Дээби, месеэсеи хо[6], - вмешиваюсь я.

Фельдшер удивленно оглядывает меня и, сердито причмокнув, вваливается обратно в кабинет - видимо, решив, что, хотя сложного ничего и нет, оставлять меня без присмотра все же не стоит. Заняв свое прежнее место (для меня нашелся другой стул), фельдшер небрежно машет пациентке, которая, впрочем, и без его команды уже переступила через порог и теперь - за неимением третьего стула - переминается у входа, окруженная голопузым выводком.