Тур Буманн-Ларсен - Амундсен

8 марта «Бельгика» застревает в объятиях льда — и страха. Экипаж остается лицом к лицу с неизвестностью. Ни одно судно еще не зимовало в условиях антарктической ночи. Все знают лишь, что у них плохое снаряжение, что ими командует строящий из себя героя азартный игрок и что обстановка как нельзя более подходит для мученической смерти. По мнению полярного студиозуса, «дело приобретает интерес». Откуда он черпает спокойствие? В чьи руки доверчиво вручает свою молодую жизнь?

«Много Ты уже помогал нам, Господи, наверняка будешь помогать и впредь. Куда бы нас ни забросила судьба, я приложу все силы к тому, чтобы до конца выполнить свой долг». Амундсен полагается на Бога, на самого себя и на судового врача. Похоже, больше всего на врача.

По чистой ли случайности либо по небесному промыслу, но на борту вмерзшего в лед судна дилетантов находятся два человека иного формата, обоим из которых суждено войти в историю полярных путешествий: старпом Руал Амундсен и врач Фредерик Альберт Кук. Норвежца сразу привлек к себе красивый, обаятельный американец: он был на семь лет старше Руала и разделял его увлеченность «студеным краем».

Имя доктора Кука уже было вписано в полярную литературу, и вписано не кем иным, как Эйвинном Аструпом[14]. Аструп с Куком участвовали в первой гренландской экспедиции лейтенанта Пири. В своей единственной книге, вышедшей в 1895 году под названием «Среди соседей Северного полюса», Аструп дает врачу следующую характеристику: «Весьма предприимчивый и деятельный человек примерно тридцати лет от роду, который, будучи этнологом, принес ощутимую пользу экспедиции во время нашего пребывания среди аборигенов».

Рассудительный, никогда не теряющий спокойствия врач становится наставником Руала. Уже при первой высадке на сушу наставник и подопечный в одной связке преодолевают трещины и снежные мосты: «бывалый полярник идет впереди, я — позади». Вместе они взбираются на возвышенность и могут впервые бросить взгляд в глубь континента, которому предстоит со временем покориться младшему: «Нам открывается вид на неизведанные края, но его тут же заслоняют туман и метель».

Через Кука Амундсен знакомится с методами, применявшимися Пири.

Заодно он узнаёт и другие вещи: «Изредка доктор рассказывает мне об Эйвинне Аструпе. Выясняется, что слухи, которые некогда ходили в Норвегии, будто у него была связь с госпожой Пири, — чистейший вымысел. Во-первых, Эйвинн Аструп терпеть не мог миссис Пири. Во-вторых, она была во всех отношениях женщина серьезная. В-третьих, слабый пол […] был в Гренландии легко доступен. Если незамужних женщин следовало обходить стороной, то с замужними все обстояло гораздо проще. Надо было лишь испросить разрешение у мужа, а тот его давал всегда. Избранницей Э. А. стала четырнадцатилетняя Тунгвингва — замужняя, без детей. Большая умница и признанная в Гренландии красавица. Очень маленького роста. Замуж там выдают в 13 лет».

В своей книге Аструп подробно рассказывает о юной эскимоске. Ее мужа звали Колотенгва, и он был ближайшим туземным помощником норвежца и его единственным спутником весной 1894 года, во время долгого санного перехода к заливу Мелвилл:

«Никто во всем роду не мог соперничать с Колотенгвой в гордости, никто не был свободнее и независимее его, вернее в дружбе, сметливее на охоте и хладнокровнее в минуту опасности.

Жена его, по имени Тунгвингва, была краснощекой, улыбчивой девочкой с темными глазами и белыми как мел зубами».

Вольное обращение Эйвинна Аструпа с эскимосским институтом брака отнюдь не было исключением. Пожалуй, именно эта приятная сторона жизни в суровых условиях подвигала на участие в полярных экспедициях многих из тех, кто гонялся за естественными радостями бытия. Посланцы цивилизации предпочитали в этом пункте следовать местным правилам морали. Сам Пири пишет: «А если какой-либо исследователь Арктики сочтет своим долгом сказать молодому эскимосу, что нехорошо обмениваться женами с другом, то этому исследователю нелишне заранее подготовить веские аргументы, ибо порицаемый скорее всего широко раскроет глаза и спросит: "А почему бы и нет?"»

Амундсену довелось услышать о своем кумире и куда более страшные вещи. «Доктор Кук — человек, во всех отношениях заслуживающий доверия — в ответ на мои расспросы относительно болезни Э. А., о которой идет много толков, сообщил следующее: "То, что я вам сейчас рассказываю, не точные сведения, а лишь предположения. По возвращении из второй экспедиции Пири участвовавший в ней художник [по фамилии Стоукс. — Т. Б.-Л,] доложил мне, что их доктор Винсент израсходовал весь запас лекарств от сифилиса и в последнее время пребывал в полной растерянности, потому что они кончились. Тиф, которым якобы заразился Э. А., — вещь совершенно невозможная в полярных широтах"».

Записав в дневнике никем не подтвержденный диагноз д-ра Кука, Руал Амундсен присовокупляет собственные соображения: «Если отважный юноша и вправду заразился этим проклятием человечества, мне его жаль вдвойне. Главным и единственным его стремлением было заниматься полярными исследованиями. Получается, этот путь был для него отрезан, причем когда он находился в расцвете лет и уже многого достиг. Задумайся над этим, ты, любящий судить других, и будем надеяться, что к тебе судьба проявит большую благосклонность. Бедный, бедный мальчик…»[15]

Вскоре поход «Бельгики», следуя худшим традициям полярных путешествий, превратился в настоящий кошмар. Вся экспедиция стала героической импровизацией дилетантов, оказавшихся на грани выживания. В краю, к которому немногие тамошние обитатели приспосабливались тысячелетиями, человек должен был найти свое место всего за одну полярную ночь.

Главным бичом для «Бельгики» стала цинга. Она добралась до каждого члена экипажа и унесла жизнь одного из них. С цингой обострились присущие человеку страхи. Люди постепенно переносились в долину теней, в царство безумия. Нравственные устои были подорваны. В четырех стенах слышались пронзительные крики королевских пингвинов, перемежавшиеся чьим-то бредом и отчаянными угрозами смертоубийства.

Не считая чрезвычайно занятого врача, к этому ледяному аду приспособился только один человек. Да-да, он наконец-то нашел свое место в жизни. 30 мая полярная ночь достигает кульминации[18], и старпом записывает в дневнике, что солнце повернуло вспять: «Разумеется, я буду рад снова увидать его, однако все это время я чувствовал себя на удивление хорошо и ни капельки по нему не скучал. Напротив. Я понял, что давно стремился к жизни в подобных условиях. Меня привел сюда не детский каприз, а зрелое размышление. Я ни о чем не жалею и надеюсь, у меня хватит сил и здоровья для дальнейших трудов в избранном направлении».