Николай Великанов - Мерецков
Уже который раз он с горечью упрекал себя: «И зачем я ушел из деревни?» Подумывал: «Не вернуться ли?» Останавливали лишь стыд перед отцом и надежда, что завтра, может быть, день окажется удачнее.
Об этом московском периоде Кирилл позже вспоминал: «Идешь, бывало, по переулкам Замоскворечья, мимо двухэтажных купеческих флигелей с непременными садиками и со складами товаров во дворах и надеешься: а вдруг повезет?
На улицу смотрят толстые решетки, всюду висят огромные полупудовые замки. Спрашиваешь: "Нет ли какой работы?" Прислуга покрикивает: "Проходи!" От Болотной площади с ее рыбными и зеленными лавками бредешь в сторону Конной, где торгуют лошадьми. Там, на Скотопрогонном дворе, можно найти случайный небольшой заработок, помогая перетаскивать мешки с овсом…»
В конце концов упорные поиски увенчались успехом. Сначала Кирилл поступил в кузнечно-слесарные мастерские на Нижней Масловке, принадлежавшие братьям Петру и Якову Хаваевым. Там он обучился рубке железа и овладел простейшими приемами всех слесарных работ. Проработав у Хаваевых некоторое время, с помощью земляков перебрался на металлический завод торгового дома Э.Э. Бордорф. Здесь уже освоил более высокий класс опиловки, чеканки и пайки.
Приходилось нелегко: за работу получал гроши, очень уставал к концу дня. Трудиться ему не привыкать, вот только новый труд был для него непривычный. В деревне от пахоты и боронования спину не согнешь, а тут от долгого стояния за верстаком нестерпимо ноют плечи и ноги. В заводском цехе все не так, как в поле. Над головой вместо синего неба — низкий черный потолок. От постоянного грохота и скрежета гудит в ушах. Пальцы сплошь побиты и поцарапаны. Запорошенные металлической пылью руки постоянно пахнут железом. Ладони всегда в мозолях-водянках. У крестьянина руки землей отдают и мозоли другие — сухие.
Первые месяцы Кирилл сильно тосковал по дому, особенно вечерами. Представлялись видения: Назарьево — по улицам парни с девчонками хороводы водят; двор мерецковский — мать затапливает печь, отец с поля пришел, сестра скотину поит… И себя он видел — то ли в воображении, то ли во сне — в кругу семьи: рано утром встает, косу отбивает, торопится на косовицу… Видения кончались, проходила ночь, и наутро Кирилл спешит в цех. Он будет там не косу отбивать, а медную плиту шабрить или железную полосу керновать…
В свободное время Кирилл взял себе за правило ходить пешком по городу. Он изучал его, обходя один за другим районы. Чтобы не потеряться и не блуждать, шел всегда вдоль трамвайных линий. Знал их наперечет: тридцать шесть номерных, паровую Петровско-Разумовскую линию и еще три кольцевых — А, Б и В.
Постепенно привыкал к московской жизни и к профессии слесаря-металлиста.
В Назарьеве, как ни обременяли крестьянские тяготы, Кирилл все равно любил заниматься хлеборобством; эта любовь прививалась чуть ли не с пеленок. А здесь, в Москве, казалось, труд рабочего никогда не станет ему по нраву. Но со временем, незаметно для него, менялось его отношение к слесарному делу — оно начинало нравиться. Может быть, это объяснялось характером новой работы и ее более осязаемыми результатами. В деревне вспахал, посеял и жди: уродит или нет, а тут все зависит от тебя самого. Дождь не нужен, солнце не обязательно, до лошади тебе нет дела. Как поработаешь у верстака, так и будет. И сразу видно, что ты сделал своими руками…
Кирилла увлек слесарный процесс. Сначала многое не получалось. Даже не мог держать толком зубило. Вперед наклонишь — вглубь залезешь; назад отклонишь — по поверхности скользнешь; посмотришь на соседский верстак — молотком по руке заедешь. Долго не давалась пайка. Сколько раз обжигался, нечаянно пятнал руки соляной кислотой, сколько раз капал на себя расплавленным припоем! Не сразу научился работать и напильником: сила, глазомер, постановка рук и даже ног — все это были уроки, которые он проходил месяцами, обретая опыт.
За ошибки, конечно, доставалось от мастера. Если увидит что-то не так, не только обругает, иной раз и подзатыльник даст. В большинстве случаев стычки с мастером оборачивались штрафами и даже увольнением. Ничего не спускалось: зазубришь крейцмейсель — штраф; неровно просверлишь отверстие — штраф; не уследишь и кто-то унесет метчик для нарезки — двойной штраф. Кирилл в этом случае вставал на дыбы и глядел волком.
Естественно, такая драконовская школа постижения мастерства была для юноши неприятна, если не сказать противна. Вместе с тем именно благодаря жестким мерам Кирилл приучился к организованности, порядку, вниманию, сосредоточенности, ловкости, точности. И еще эти неотвратимые штрафные меры требовали от него ответной реакции. Самой эффективной реакцией были сметка и находчивость, которые будут часто выручать Кирилла в трудные моменты жизни.
Кирилл выдержал, пережил мрачные периоды своего рабочего становления. За первые три года пребывания в Москве ему пришлось сменить пять производственных предприятий. Накапливалось мастерство, пришло подлинное умение. Ему стали поручать сложную работу, и вот он уже не ученик, а настоящий слесарь.
После металлического завода Бордорфа Кирилл работал на художественной кузнечно-слесарной фабрике «Макс Леман», где изготовлялись железные решетки, навесы, металлические лестницы и фигурные изделия. Здесь порядки были мягче и больше свободы. Инженер Леман, владелец фабрики, имел в Марьиной Роще собственный дом. Туда, на Шереметевскую, Кириллу не раз приходилось носить с фабрики образцы новых изделий, и там он увидел, как живут богатые люди, увидел не с улицы через окно, а вблизи. И впервые у него зародилась мысль стать инженером…
Художественную кузнечно-слесарную фабрику Лемана спустя некоторое время пришлось оставить. Настоял дядя, Прокофий Иванович Добряков. Он работал в мастерских при «Промышленном училище в память 25-летия царствования императора Александра II»; туда и перетянул племянника слесарем-водопроводчиком.
Зарплата была не ахти какая, но мастерские прельстили Кирилла тем, что находились при училище, где размещались открывшиеся «Городские Миусские вечерние и воскресные классы для взрослых рабочих».
В газете «Наш путь» он прочитал объявление о начале занятий с 4 сентября. И твердо решил для себя: будет учиться. Зашел в училище узнать о порядке поступления и познакомиться с учебной программой. То, что узнал, обрадовало и одновременно испугало. Поступить было просто, но учеба не обещала быть легкой. Предстояло за три года пройти курс, соответствующий программе второй ступени реальных училищ, да еще с элементами дисциплин, изучаемых в преподавательских учебных заведениях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});