Дмитрий Жуков - Русские писатели XVII века

Царь, Ртищев, Никон, общавшиеся с греками, считали, что русские церковные книги испорчены и потому нуждаются в исправлении по греческим подлинникам. Эта традиция шла от Максима Грека, через Филарета, Дионисия. Знатоков греческих текстов в России не было. Пытаясь наладить работу с греческими подлинниками, Федор Ртищев пригласил из Константинополя в Москву архимандрита Бенедикта, считавшегося доктором богословия. Но он оказался жуликом, подделавшим бумаги, которые удостоверяли его личность.

Западная Русь, входившая в состав Речи Посполитой, упорно боролась с угнетателями, которые стремились окатоличить православное население. Под покровом «религиозных одежд» велась яростная полемика с иезуитами по всем важным проблемам — национальным, общественно-политическим и культурным. Западнорусскими православными писателями был накоплен громадный опыт, которым не замедлила воспользоваться Москва. На церковнославянский язык были переведены и опубликованы в Москве такие западнорусские публицистические сборники, как «Кириллова книга» (1644 г.) и «Книга о вере» (1648 г.). Этими книгами зачитывались и Никон, и Аввакум.

Киевский митрополит Петр Могила уже провел у себя церковную реформу. Приблизив западнорусскую обрядность к греческой, чтобы успешней бороться с католицизмом, он создал условия для быстрого расцвета просвещения.

Выросло новое поколение западнорусских писателей-профессионалов, вооруженных достижениями тогдашней науки — схоластической философией и диалектикой.

Алексей Михайлович написал в Киев, славившийся своими учеными, и просил прислать в Москву священноиноков Арсения Сатановского и Дамаскина Птицкого, которые «божественного писания ведущи и еллинскому языку навычны, и с еллинского языка на славенскую речь умеют, и латынскую речь достаточно знают». Тогда же приехал из Киева и Епифаний Славинецкий. Им поручили сверку русских книг с греческими текстами.

Ртищев основал целое училище у церкви Федора Стратилата, близ дороги из Москвы в Киев. Тут он построил монастырь и поселил в нем тридцать монахов, приглашенных из Киево-Печерской лавры и других украинских монастырей. Царский любимец сблизился с Епифанием Славинецким и другими учеными украинцами, проводил с ним иногда целые ночи в беседах и спорах.

На все эти новшества немало повлиял и приезд иерусалимского патриарха Паисия, ловкого политика, покорившего царя и его окружение уменьем мыслить широко и перспективно. Паисий знал, с какой надеждой следили за успехами Руси болгары, сербы, греки и другие православные, низведенные турецкими завоевателями до рабского состояния. По дороге в Москву он заезжал к Богдану Хмельницкому и беседовал с лим. Красноречивый сириец Паисий увлек своих московских слушателей картиной всеправославного государственного объединения во главе с русским царем.

В Никоне, который был в то время всего лишь спасским архимандритом, Паисий углядел восходящее светило и не жалел времени для встреч и длительных бесед с честолюбивым монахом. Недаром он писал царю о Никоне: «Полюбилась мне беседа его; и он есть муж благоговейный и досуж и верный царствия вашего». Слушая Паисия, Никон, надеявшийся тогда на патриарший престол, уже видел себя вселенским патриархом, уже распоряжался судьбами гигантской империи, которая протянулась бы от северных морей до самого Египта.

В беседах между Паисием и Никоном, несомненно, был затронут вопрос о некоторых расхождениях между русским и греческим обрядами. Известно, что Паисий «зазирал» Никона, в частности, за неправильное изображение крестного знамения. Греки и все прочие православные крестились тремя перстами, а русские — двумя. Это и другие «отклонения» могли стать серьезным препятствием на пути Москвы к вселенскому главенству. И Никон охотно соглашался с Паисием, когда тот говорил, что русская церковь постепенно уклонилась от древнего греческого обряда.

Но и тот и другой плохо знали историю. Ранние христиане крестились одним перстом или всеми пятью. Потом греки стали креститься двумя перстами, что и было заимствовано у них при крещении Руси. У греков было два устава — иерусалимский и константинопольский. Греки принесли на Русь константинопольский устав. В Византии же в XII–XIII веках стал преобладать иерусалимский. Многое изменилось и при турецком владычестве. А на Руси незыблемо сохранялись древние обряды.

Далеко не все в Москве верили на слово Паисию. Многие считали, что греки давно уже потеряли истинное благочестие, тем более что приезжие греки своими нравами не внушали никакого доверия. Для проверки правильности русских обрядов в Грецию был послан ученый богослов из Троице-Сергиевой лавры Арсений Суханов.

Паисий привез с собой в Москву ученого-богослова и переводчика Арсения, которого с радостью взяли на службу. И снова москвичей постигло жестокое разочарование. Паисий, лихо поторговавшись с самим царем, выпросил на четыре тысячи соболей и уехал, но вскоре в Москве получили от него письмо, разоблачавшее оставленного им Арсения. Этот авантюрист, переходивший из веры в веру, начиная с иудейской, на допросе показал, что в Италии он был католиком, в Турции магометанином, в Польше — униатом. То же самое подтвердил и Суханов, усердно собиравший на Востоке не только древние греческие книги. Ренегата Арсения, прозванного на Руси Греком, тогда же сослали в Соловки. Но ему еще предстоит всплыть на поверхность и связать свою судьбу с судьбой Никона…

А тем временем новгородский митрополит Никон неуклонно думает о патриаршем престоле, добивается царского уважения и доверия весьма простыми, но сильными средствами. В письмах к набожному царю Никон рассказывает о чудесах, якобы случившихся с ним и предопределявших его, Никона, высокое предназначение в жизни. В Софийском соборе он будто бы осязал на своей «грешной голове» золотой царский венец. Во время новгородского восстания 1650 года он рьяно отстаивает царские интересы. Восставшие, когда Никон пытался их уговаривать, ухватили его «со всяким бесчинием, ослопом в грудь ударили и грудь расшибли, по бокам били кулаками и камнями, держа их в руках». Он пишет, как избитый все-таки служил литургию. «И назад больной, в сани взводясь, приволокся и ныне лежу в конце живота, кашляю кровью и живот весь запух».

С чьей-то легкой руки русскому народу как извечное свойство приписывают неисчерпаемую терпеливость и покорность. Многочисленные расправы с воеводами и церковниками в XVII веке опровергают это утверждение. Исполненный чувства своего достоинства, трудовой русский человек восставал против несправедливости и притеснений и отвечал жестокостью на жестокость.