Юирий Сидоренко - От потрясенного Кремля до...

Поэтому и Российский флаг долгое время оставался на крыше. И Председателя Верховного Совета (Верховную власть!) лишили возможности обратиться по телевидению к народам России. И повестка дня съезда была составлена таким образом, чтобы максимально сохранить власть аппарата. По этой же причине, с другой стороны, в боях и страданиях родилась иная повестка дня, важнейшим пунктом которой было принятие Декларации о суверенитете России.

Здесь следует подчеркнуть еще одно очень интересное и чрезвычайно важное обстоятельство. Эта Декларация прошла поистине подавляющим большинством голосов: «за» — 907, «против» — 13. И, на мой взгляд, дело не только в поименном голосовании, и не только в массированном давлении избирателей, которые сотнями тысяч телеграмм поддержали суверенитет и в ряде случаев даже угрожали отозвать своих избранников, если они эту идею не поддержат. По энтузиазму зала, по всеобщему возникшему вдруг чувству единения депутатов можно было понять и, уж во всяком случае, почувствовать, что суверенитет России является действительно объединяющей всех идеей, которая затрагивает самые глубинные струны человеческой натуры, перехлестывая жесткие рамки политических симпатий и антипатий. Пожалуй, это был единственный пункт, где удалось достичь не только внешнего, но и внутреннего согласия, чего, увы, нельзя сказать о других пунктах повестки дня. Во всяком случае, дыхание властных структур ощущалось непрерывно и в процессе избрания заместителей Председателя, и при формировании Верховного Совета, и при обсуждении вопроса об изменениях статей Конституции, и в спорах о разделении властей, особенно же при решении проблемы механизма народовластия.

Эти и другие, так остро поставленные, вопросы, казалось, не имеют никаких шансов на законодательное утверждение. Впереди новые страсти, новые вспышки, новые коллизии. И здесь логика повествования неизбежно приводит меня к анализу некоторых важных, на мой взгляд, психологических аспектов.

Будучи непосредственным участником событий, наблюдая и ощущая их изнутри, любой депутат, независимо от своих политических взглядов, так или иначе воспринимает неизбежность политических конфронтаций, возникающих стихийно, а иногда и организованно. У людей же посторонних, какими являются телезрители, читатели, наблюдатели, возникает недоумение или даже раздражение в связи с тем, что вопросы на съезде решаются очень медленно, по крайней мере на их взгляд, что вместо решения насущных, глобальных вопросов депутаты занимаются второстепенными или даже третьестепенными проблемами, формализуя, например, повестку дня, регламент или же составляя, шлифуя, отрабатывая текст той или иной статьи. Неискушенному наблюдателю эта работа представляется малопродуктивной, чуть ли не бессмысленной. Но особое возмущение в некоторых кругах вызывает именно накал страстей, а порой даже и яростная конфронтация, которую можно наблюдать на экране.

В массовом сознании на протяжении десятилетий сформировано представление о высших эшелонах власти как об эталоне рассудительности, благообразия и единодушия. Естественно, разрушение привычного стереотипа происходит болезненно. Впрочем, сложившийся стереотип массового сознания на самом деле отражал истинное положение вещей на уровне своей эпохи. В условиях однопартийного общества, основанного на единомыслии и единогласии, иначе и быть не могло.

Однако же стоило поэтам Константину Симонову и Самеду Вургуну выехать в Соединенные Штаты и оказаться в зале, где им пришлось выступать перед людьми с различными политическими взглядами, как привычный стереотип спокойной и чопорной процедуры сразу же оказался сломанным. И, вспоминая эту встречу, Симонов писал:

«Мне зал напоминал войну…»

Так, может быть, это плохо, когда в зале война? Может быть, лучше благостная тишина в зале?

Вспомним, однако, время, в которое писались эти строки. Время очередного разгула сталинского террора. Ахматова выразила его так:

Это было, когда улыбалсяТолько мертвый, спокойствию рад,И ненужным привеском болталсяВозле тюрем своих Ленинград.И когда, обезумев от муки,Шли уже осужденных полки,И короткую песню разлукиПаровозные пели гудки,Звезды смерти стояли над нами,И безвинная корчилась РусьПод кровавыми сапогамиИ под шинами черных марусь.

Зато на солидных форумах, на уровне высоких представительств благостная тишина и чопорная процедура надежно скрадывали вопли истязуемых.

Эти мысли, эти ассоциации возникали у меня, когда я читал лозунги, критикующие наши заседания с позиций поверхностных и максималистских, когда читал подобные телеграммы в адрес съезда, когда встречался с людьми, которые наивно высказывали аналогичные претензии, И этот, в общем-то естественный в наших условиях, стереотип общественного сознания заставил меня еще раз внутренне проанализировать и оценить роль и значение парламента в жизни цивилизованного общества, опираясь в первую очередь, конечно, на собственную отечественную историю.

Не все источники нам сегодня доступны, однако же и того, что есть, достаточно, чтобы узнать, что заседания первого подлинно свободного Российского парламента — Учредительного собрания были бурными, и политические страсти порой перехлестывали через край. Но обратите внимание на хронологию: накаленные политические страсти выплеснулись на улицу тотчас же после разгона Учредительного собрания. Именно этот момент Маяковский синхронно характеризовал словами:

Тише, ораторы,Ваше слово, товарищ маузер.И в гущу бегущим грянь, парабеллум.

И тогда разъяренные массы людей (лучше бы разъяренные парламентарии!) схватились поистине в смертельной схватке гражданской войны:

Мы смело в бой пойдемЗа власть СоветовИ как один умремВ борьбе за это.

И умирали, как один: в ожесточенных сражениях с Деникиным, Колчаком и Врангелем, на Перекопе, в подвалах белых контрразведок и красной ЧК, при подавлении крестьянских мятежей на Тамбовщине и знаменитого Кронштадтского мятежа.

Приговор прозвучал, мандолина поет,И труба, как палач, наклонилась над ней,Выпьем что ли, друзья, за 17-й год,За оружие наше, за наших коней!

Продразверстка, тиф, холера, дизентерия, массовые расстрелы заложников с обеих сторон, неслыханное беззаконие и неслыханная разруха — все это привело к полной девальвации человеческой жизни и морали и послужило основанием для последующих репрессий, варварской по форме коллективизации, голода тридцать третьего года, который сопровождался одичанием и людоедством, знаменитого, поистине Тамерлановского, тридцать седьмого: