Гай Гибсон - Бомбы сброшены!

До высоты 1800 метров мы находились в слое плотных туч. Сначала отдельные эскадрильи все-таки чуть увеличили интервалы между собой, но теперь они снова сомкнулись. Земли мы не видели. Судя по часам, мы находились где-то над Финским заливом. Здесь слой туч стал немного тоньше. Теперь под нами тянулось огромное синее полотно, то есть вода. Мы приближались к цели, но где точно мы находимся9 Сказать это было невозможно, так как слой туч был просто бесконечным. Однако здесь они были уже не такими густыми, и временами в них возникали отдельные разрывы. Внезапно в одном из таких разрывов я увидел что-то и сразу сообщил об этом по радио Штеену:

«Кёниг-2» — «Кёнигу-1». Пожалуйста, подойдите».

Он немедленно ответил:

«Кениг-1» — «Кенигу-2». Я прямо над вами».

«Вы действительно там? Я вижу большой корабль под нами… Полагаю, это линкор «Марат».

Мы еще разговаривали, когда Штеен круто пошел вниз и нырнул в брешь между тучами. Буквально на полуслове я тоже пошел в пике. Следовавший за мной обер-лейтенант Клаус, который летел на самолете штабного звена, последовал за нами. Теперь я увидел корабль. Это действительно был «Марат». Железным усилием воли я подавил волнение. Чтобы оценить ситуацию, мне достаточно было беглого взгляда. На всё мы имели считанные секунды. Только мы могли атаковать корабль, так как остальные самолеты группы вряд ли прорвутся сквозь тучи. Разрыв в облачности и корабль двигались. Зенитки не были опасны для нас, пока мы не спустились на уровень нижней границы туч, то есть до 700 метров. Пока мы шли над непроницаемыми тучами, зенитные орудия могли стрелять, используя данные шумопеленгаторов, а это слишком ненадежный способ наводки. Все ясно. Спикировать, сбросить бомбы — и обратно в тучи! Бомбы Штеена уже летели вниз. И они взорвались рядом с кораблем. Я надавил кнопку… Точно! Моя бомба попала в кормовую часть корабля. Как жаль, что это всего лишь 500-килограммовка! Я только успел увидеть вспышку взрыва. Я совсем не собирался наблюдать за кораблем, так как сразу загрохотало множество зениток. Но тут сквозь разрыв в тучах начали выскакивать другие самолеты. Советские зенитчики успели сообразить, откуда появляются «проклятые «Лаптежники», и сосредоточили огонь на этой точке. Мы использовали слой туч, чтобы поскорее укрыться в нем. Тем не менее, как выяснилось позднее, лишь немногим самолетам удалось избежать тех или иных повреждений.

Когда мы вернулись домой, немедленно начались гадания: какие повреждения получил корабль в результате прямого попадания? Флотские эксперты полагали, что вообще не следует рассчитывать на успех при попадании бомбы такого малого калибра. Однако имелись оптимисты, которые доказывали, что это возможно. Чтобы проверить результаты, в следующие несколько дней наши разведывательные самолеты старательно пытались найти «Марат». Однако это им не удалось.

В ходе следующей операции от моей бомбы в считанные минуты затонул крейсер.

После первого вылета погода перестала помогать нам. Мы всегда находили чистое голубое небо и смертоносный огонь множества зениток. Нигде и никогда больше за всю войну я не встречал ничего подобного. Наша разведка определила, что на площади в 15 кв. километров сосредоточено около 1000 зенитных орудий. Разрывы их снарядов были похожи на густую тучу. Если разрыв происходит более чем в 3 метрах от самолета, то из кабины вы его не слышите. Но здесь не было отдельных разрывов. Мы слышали непрерывный грохот, похожий на раскаты грома. Зона заградительного огня начиналась в воздухе над прибрежной полоской, все еще остававшейся в руках Советов. Затем мы пролетали над Ораниенбаумом и Петергофом, эти порты имели сильную ПВО. Вода была буквально усеяна понтонами, баржами, катерами, буксирами, и все они ощетинивались зенитками. Для установки зенитных орудий русские использовали буквально каждый клочок земли. Например, гавань Ленинграда считалась недоступной для наших подводных лодок из-за огромных стальных сетей, натянутых межцу цепью тяжелых бетонных блоков, плавающих (!?) на поверхности воды. Даже на этих блоках стояли зенитки, стрелявшие по нам.

Еще километров через 10 мы увидели остров Кронштадт с его огромным военным портом и одноименным городом. И порт, и город были хорошо защищены, даже если не считать многочисленные зенитные орудия Балтийского флота, стоявшего в гавани и непосредственно рядом с ней. Все эти орудия поставили смертоносную стену огня. Наше штабное звено, летевшее в голове строя, шло на высоте от 2700 до 3000 метров. Это было слишком мало, но ведь мы хотели попасть в кого-нибудь. Когда мы пикировали на корабли, то использовали тормозные решетки, чтобы снизить скорость пикирования. Это давало пилоту больше времени для выбора мишени и позволяло прицелиться более тщательно. Чем тщательнее мы целились, тем лучше были результаты атаки, но снижение скорости пикирования позволяло и зениткам целиться гораздо лучше. Особенно повышало шансы противника сбить нас то, что после сброса бомбы самолет не мог набирать высоту достаточно быстро. Но, в отличие от других эскадрилий, следовавших за нами, мы не пытались после пикирования набрать высоту как можно быстрее. Мы использовали различную тактику. Очень часто мы уходили на минимальной высоте, прижимаясь к воде. Над удерживаемым вражескими войсками берегом мы выполняли самые невероятные маневры уклонения. И лишь когда линия фронта оставалась позади, мы снова получали возможность вздохнуть спокойно.

Из таких вылетов мы возвращались на свой аэродром в Тирково в состоянии транса. Уже совершив посадку, пилоты еще долго не могли отдышаться, не веря своей удаче. Это были жаркие деньки, даже слишком жаркие. Во время вечерних прогулок Штеен и я большей частью молчали, пытаясь отгадать, о чем думает другой. Нашей задачей было уничтожение русского флота, и мы крайне неохотно обсуждали возникающие сложности. Не стоило попусту сотрясать воздух, все и так было ясно. Это приказ, и мы его должны выполнить. Примерно через час мы возвращались в свою палатку, внутренне расслабленные. Но утром нас ждал новый полет в огненный ад.

Во время одной из таких прогулок со Штееном я рискнул нарушить обычное молчание и нерешительно спросил его:

«Как вам удается быть таким спокойным и собранным?»

Он на мгновение остановился, глянул на меня искоса и ответил:

«Парень, и не смей думать, что я такой хладнокровный. Своему спокойствию я обязан долгим годам горького опыта. Кое-кому удалось взобраться наверх по служебной лестнице, и теперь они не желают даже смотреть на тех, кто ниже… Если они недостаточно сильны, чтобы оставить эти различия в столовой, и отказываются забывать о них в бою, то вокруг воцаряется настоящий ад. Но самая закаленная сталь выходит из самой жаркой печи. И если ты намерен пройти свой путь самостоятельно, при этом не теряя из виду товарищей, ты станешь сильным».