Ив Жантийом-Кутырин - Мой крестный. Воспоминания об Иване Шмелеве

Дядя Ваня в отчаянии обвинил врача в убийстве, заплатил ему символически «30 серебряников», как в Библии Иуде.

Но надо сперва рассказать, как жили Шмелевы у себя на квартире, на «пятом» этаже.

Все материальные заботы лежали, конечно, на плечах тети Оли. Она и приводила квартиру в порядок, и ходила на базар, и стряпала, и за мной ухаживала, когда я там жил – вязала мне фуфаечки, кофточки, чулочки, кроила и шила рубашонки, лифчики, штанишки, мыла, штопала, гладила. При этом, она, как наседка, целиком обслуживала дядю Ваню, чтобы он мог всецело отдаваться своему писательскому делу.

Случалось, что дядя Ваня бродил по коридору, из комнаты в комнату. Тетя Оля меня тогда просила не шуметь – «дядя Ваня работает». Я, конечно, не понимал – дядя Ваня мысленно обдумывал будущий рассказ, потом садился за пишущую машинку и печатал. После, он читал черновик тете Оле и корректировал, считаясь с ее замечаниями, уже ручкой.

Вспомнилось мне сейчас, не знаю почему, что тетя Оля могла говорить только полушепотом, так как у нее были подорваны голосовые связки. Она мне рассказывала, что когда она была еще девочкой, какой-то пьяный мужик влез к ней в комнату, и она от испуга так закричала, что порвала связки, и с тех пор не могла громко говорить.

Ей все же удалось меня обучить некоторым песням. Мне и теперь слышится ее слабенький, ласковый голосочек. У меня сохранились в душе все мотивы и многие слова. Более полувека спустя я сам их пел своей жене Серене, обучая ее русскому языку и вспоминая добрую тетю Олю:

Как по улице ВарваринскойШел Касьян мужик камаринскийГолова его всклокоченаИ дешевкою подмочена…

Следует более пятидесяти куплетов, описывающих все его смешные и трагичные приключения с городовыми, с семьей – бабой и малыми детишками. В конце песни уносят на погребальных носилках скончавшегося от запоя пьяницу Касьяна. Тетя Оля мне объясняла, что именинники Касьяны празднуются в конце февраля, следовательно, раз в четыре года. Значит, в день ангела все Касьяны напиваются за четыре года и шатаются по улицам, пока не падут замертво. Но Касьянам это простительно, их надо жалеть.

Другую грустную песенку я записал в своей тетрадке:

Ночь была, сверкали звезды,На дворе мороз трещал,Шел по улице малютка,Посинел и весь дрожал.

В трех четверостишиях рассказывается, как добрая старушка его нашла, напоила, накормила, в постельку уложила и кончается поучительно:

Бог и в поле птичку кормитИ поит росой цвето-ок.Беззащитного сироткуТоже не оставит Бог.

Еще слышится мне, как полушепотом тетя Оля мне напевала про «ухаря-купца», который споил молодую крестьянку-красавицу и обесчестил ее:

Ехал с ярмарки ухарь-купец,Ухарь-купец, удалой молодец.Вздумал купец лошадей напоить,Вздумал деревню гульбой удивить.Вышел на улицу весел и пьянВ красной рубашке, красив и румян.Старых и малых он поит вином:Пей-пропивай, а потом наживем…

И к тому тринадцать куплетов, все у меня точно записаны. Я их отыскал где-то в старых песенниках.

Много еще других песен напевала мне тетя Оля, таких как:

В последний нонешний денечекГуляю с вами я друзья,А завтра рано чуть светочек,Заплачет вся моя семья…

Речь идет о рекруте, который должен покинуть семью, а главное, свою молодую «дорогую, с которой шел он под венец». Я начинал плакать.

Сколько я еще слышал прекрасных, настоящих русских песен! Многие, по-видимому, уже не в моде. Их никто не поет. Их заменили какие-то современные, авторские, более или менее под народный лад.

Теперь мне трудно вспомнить, кто первый именно меня обучил каким песням, так как некоторые из них пели и тетя Оля, и моя мама Юля, и Ксения Васильевна Деникина. И разведчики вечером у костра, и квартет Кедровых и пр.

Дядя Ваня тоже меня кое-чему научил, про гибель Варяга:

Наверх, вы товарищи все по местам,Последний парад наступает:Врагу не сдается наш гордый ВарягПощады никто не желает …

А также и задушевные как:

Что затуманилась зоренька ясная,Пала на землю росой?Что призадумалась, девица красная,Очи блеснули слезой?

Он учил меня также скороговоркам:

Из-под топота копыт, пыль по полю несется.

На дворе трава, на траве дрова, на дровах сова.

Чтобы правильно произносить звук «р» не картавя, как большинство детей-эмигрантов.

Или еще подражая индюшке и индюку, он нарочно гнусавил, растягивал, «мямлил» пискливо:

– Федор, Федор, купи башмаки.

А индюк гласил бодро, громко, скороговоркой:

– В Туле были, не купили, теперь нечего покупать.

Современные педагоги настаивают на оппозиции между обучением и воспитанием, и развивают на эту тему умные теории, как реализовать эффективно то или другое. Ни тетя Оля, ни дядя Ваня не высказывали подобных воззрений передо мной, а просто действовали своим примером, как они сами жили, и также вдохновляли «исканию правды» своими песнями или сказками.

Было у Шмелевых радио, его установил наш знакомый электротехник Крячко[21]. Тогда мало у кого оно было. В те давние времена установка была сложным делом. Необходимы были разные аккумуляторы и к тому же специальные сухие элементы. За батареями надо было следить: подливать дистиллированной воды или, наоборот, кислоты. К аппарату присоединялась особая громоздкая антенна, которую надо было поворачивать в зависимости от погоды и от нахождения передающей станции.

Иногда звук ослабевал и надо было быстро крутить разные кнопки по циферблатам, чтобы его восстановить. Это раздражающее явление называли «фадингом».

Чтобы поймать музыку, тоже надо было «нащупать» ее по циферблатам и направить антенну надлежащим образом. Но, несмотря на все затруднения, радио приносило нам большое удовлетворение.

Дядя Ваня очень любил «Болеро» Равеля и «Персидский рынок» не помню чей, которые тогда довольно часто передавали «по волнам». Слушали мы также оперы. Ведь дядя Ваня некогда мечтал стать оперным певцом. И дома певал отрывки из «Руслана и Людмилы».

Раз дяде Ване предложили поставить фильм на его рассказ «Человек из ресторана». По этому случаю он решил мне показать фильм «Тарас Бульба». Мы ездили в кинематографическую залу на Елисейских Полях. На меня эта поездка и сам фильм произвели сильное впечатление.

Фильм «Человек из ресторана» не вышел. Дядя Ваня был очень требователен к искусству и не мог согласиться на трафаретные коммерческие приманки.

Мне думается, что дядя Ваня не отдавал себе отчета, чего стоили заботы его жене. Лишь после ее кончины, он осознал ее жертву. Он обвинял себя, что не отдавал ей должного как подруге жизни. Он всецело был поглощен своим писательским трудом и, как сам потом говорил: «прошел мимо жизни».