Владимир Рекшан - Ленинградское время, или Исчезающий город

Нас человек пять. Мы хоть и опасаемся идти на встречу с американцами, но после коктейлей решаемся на вольнодумство. В конце-то концов, звали всех желающих!

Огибаем Двенадцать коллегий и входим в столовую номер четыре. Мы волосатые и джинсовые, как американцы. Никто нас не задержал, и мы на вечеринку проникли. В полумраке столовой под ударные песни группы «Криденс Клиарвотер Ревайвал» вытанцовывало несколько дюжин молодых людей. Узнавались в гуще и советские студенты. Это были моложавые парни в строгих костюмах, что-то вроде студенческого спецактива-спецназа. Думаю, это танцевало, создавая благожелательный имидж Родине, все нынешнее руководство Российской Федерации. Ведь и Путин, и Патрушев, и много кто еще учились в Ленинградском университете в одно со мной время. Вечеринка проходила предельно демократично. Но когда кто-то из нас заговорил по-русски, либерализм закончился. Спецактив-спецназ нас вычислил и с вечеринки вытурил. Впрочем, без каких-либо последствий.

Замечательная история с еще большим музыкальным содержанием связана с плавучим баром-рестораном «Корюшка». Он, как я уже говорил, располагался напротив Академии художеств. Эта веселая история произошла осенью 1971 года. Возможно, я несколько забегаю вперед в своих воспоминаниях, но, если начал рассказывать про жизнь на Неве, вспомню и ее.

Несмотря на довольно жесткий советский режим, рок-музыка пустила в Ленинграде основательные корни. Образовалось множество музыкальных групп, которые, когда не удавалось играть официально, участвовали в разных полуподпольных концертах.

Мой тогдашний приятель Вова Пинус взялся провести встречу с Марылей Родович, настоящей звездой польского фолк-рока, приехавшей в Советский Союз на гастроли. Ее сопровождала группа «Тест». Этот добрый малый Вова Пинус арендовал на ночь мою группу «Санкт-Петербург», Марылю и «Тест». А заодно и плавучий разухабистый ресторан «Корюшка», успешно несший гастрономическую культуру в широкие народные массы. По ресторанным правилам следовало закусывать. Администрация ресторана предложила Пинусу оплатить сто ресторанных посадочных мест по семь рублей за место. Пинус составил списки и ходил по городу, собирал деньги с желающих. В «Корюшке» на семьсот рублей обещали нарубить салатов, выставить шампанского и вина. Соорудить, одним словом, молодежный банкет.

Молодежь начала съезжаться к одиннадцати, и приехало нечесаных любителей гитарной музыки человек пятьсот. Столы были бесцеремонно отодвинуты, фанаты стали просто рассаживаться на пол. Полякам обустроили специальный кабинет. Для разогрева публики «Санкт-Петербург» грохнул ритм-энд-блюзовой увертюрой, и веселье завертелось. Марыля Родович, звезда все-таки европейского класса, посматривала на валявшихся советских рок-н-ролльщиков с неподдельным интересом, не предполагая, должно быть, увидеть подобное на чопорных невских берегах.

Через некоторое время «Тесту» тоже захотелось покрасоваться, и они после увертюры «Петербурга» ударили по джаз-року. Выдающаяся встреча проходила на втором этаже «Корюшки». Сцена находилась возле лестницы. В начале первого, когда «Тест» уже вовсю шуровал в упругих дебрях джаз-рока, а любители изящного, словно древнеримский легион опившихся наемников, кровожадно кричали в наиболее упругих тактах хромого пятичетвертного ритма… В начале первого по лестнице поднялось с десяток милиционеров. Их командир посредством мегафона предложил, чтобы «Тест», Марыля Родович, местная банда «Петербург» и валявшиеся на полу волосатые фанаты покинули помещение ресторана.

Другими словами, «Корюшка» трудилась по закону до полуночи, и в ресторане, видимо, решили просто присвоить большую часть собранных нами семисот рублей.

Предполагался ночной рок-сейшен. Все собрались к одиннадцати, в двенадцать «Корюшка» закрывалась, и ее умелые работники вызвали наряд, дабы укротить разошедшихся клиентов.

«Ресторан закончил работу. Па-прашу!»

У барабанщика «Теста», который никак не мог съехать с хромого пятичетвертного размера, милиционеры конфисковали барабанные палочки.

Академичка закрывалась в 17.00. Студенты, ищущие светских развлечений и задушевных бесед, волей-неволей оказывались на Невском проспекте.

Что ж, пройдемся по ленинградскому проспекту вместе со мной.

Ближайшим местом для знающих толк в общении оказывался кафетерий, находившийся на углу Невского и улицы Гоголя. Там многие годы в роскошном здании работали кассы «Аэрофлота», а до революции располагался Банкирский торговый дом Вавельбергов. Для него в 1912 году по проекту архитектора Перетятковича построили зал в стиле неоренессанс. Действительно, простой ленинградский покупатель авиабилетов под его сводами ощущал себя если не флорентинцем Лоренцо Медичи, так уж как минимум венецианским дожем.

На втором этаже касс имелось уютное кафе, одно время довольно посещаемое место. Напомню тем, кто забыл: мобильная связь развилась только в последние десять – пятнадцать лет. В годы моей молодости днем или ранним вечером созвониться с кем-нибудь было почти невозможно. Приятелей можно было просто встретить, переходя из одного популярного места в другое. Кафе «Аэрофлота» просуществовало буквально до наших дней, потеряв, конечно, культовое значение. В середине нулевых я там случайно оказался, удивился, заказал кофе, который варили в аппарате, похожем на тот самый прежний, венгерского производства. Кофе варил мужчина лет пятидесяти. Он мне по-свойски подмигнул и за кофе денег не взял…

Первокурсники о настоящих ресторанах не помышляли и ходили в кафе. Хотя нынешний популярный краевед Лев Лурье, с которым мы в одно время учились в университете, со стипендии, поговаривали тогда, любил посещать ресторан «Кавказский» и смотреть, как вытанцовывают лезгинку пьяные советские капитаны и майоры. «Кавказский» славился своей кухней. Он занимал этаж дома на углу Невского и бывшей улицы Плеханова. Теперь вместо культового ленинградского ресторана магазин «Стокманн». По крайней мере, находился там еще недавно…

Любили и студенты, и бабушки с внучками, и гости Ленинграда пышечную рядом с театром Эстрады на улице Желябова, нынче Большой Конюшенной. Пышечные в буржуазном Петербурге как вид выжили…

За рестораном «Кавказский» открывался вид на Казанский собор. В молодости я считал себя поэтом и вот что написал лет сорок тому назад:

Кутузов, князь Смоленский, указалСвоей рукой на меркнущий закат,Который миллионами каратПытался оживить его глаза…

Фонтан напротив щебетал пустое —Водопроводный монолог воды.Фельдмаршал снова, над проспектом стоя,Считал домов гвардейские ряды.

А справа виден силуэт Барклая,Он правый фланг держал в Бородино.Пусть не для славы пал Багратион,Но жаль, что слева только лишь пивная…

Действительно, на канале Грибоедова, на траверсе двух памятников, в начале 70-х открыли пивной зал, возле дверей которого вечно толклась очередь.