Матвей Песковский - Константин Ушинский. Его жизнь и педагогическая деятельность

Ученицы обоих отделений Смольного института и всех классов, от старшего до самого младшего, не только не тяготились учением, не называли его “противным”, как это было прежде, а, напротив, с уважением относились к нему, были явно увлечены занятиями, обнаруживая большую любовь к труду. Между ученицами и наставниками были хорошие, простые, естественные отношения, основанные на взаимном уважении, доверии и доброжелательстве. Авторитет преподавателей, особенно же Ушинского, был очень велик в глазах учащихся. Родители и родственники, в глаза и за глаза, на словах и в письмах, иногда даже печатно, выражали Ушинскому горячую признательность, видя в ученицах не светских кукол, не кисейных барышень, а разумных, развитых девушек, со здравыми взглядами, понятиями и суждениями.

На всю Россию гремело имя К. Д. Ушинского как умного, энергичного, талантливого реформатора-педагога. Славе Ушинского особенно много способствовало увлекательное преподавание им педагогики и дидактики в обоих отделениях Смольного института. Вообще, талантливый преподаватель и блестящий оратор, он вкладывал всю свою душу в преподавание этого предмета, чтобы разъяснить своим ученицам, готовящимся вступить в жизнь, великое назначение женщины как матери, жены, разумного активного члена общества и всей государственной семьи.

Бывшие ученицы Ушинского, из которых многие имеют теперь в том же Смольном институте дочерей и даже внучек, с юношеским восторгом и слезами благодарности вспоминают об этих прекрасных уроках своего учителя. Они свидетельствуют, что великие заветы учителя освещали им жизненный путь, поддерживали их, руководили ими до преклонных лет.

Благодаря именно нравственному обаянию личности Ушинского голос его пользовался большим авторитетом и в самых высших сферах. Ему, например, поручено было письменно изложить свое мнение о воспитании наследника престола.

В эту пору наибольшего расцвета педагогического дарования и деятельности Ушинского вышла в свет его книга – “Детский мир”, сразу принесшая ему общерусскую известность. С большими сомнениями и колебаниями относился Ушинский к этому своему труду, отнявшему у него около трех лет. Строгий к другим, он был беспощадно суров к самому себе. Так как книга эта не удовлетворяла тем замыслам, которые созрели уже у него в это время относительно последующих педагогических работ, вскоре выполненных им, то он и не решался издавать свой “Детский мир”. И только уступая настоятельным советам и просьбам друзей, или правильнее – кружка помощников по институту, он решился выпустить эту книгу в количестве 3600 экземпляров. Но “Детский мир” сразу же сделался классною книгою во всевозможных учебных заведениях, так что в первый же год после выхода его потребовалось два новых издания.

К концу третьего года пребывания Ушинского в Смольном институте, т. е. к исходу 1861 года, слава его, значение и влияние его как передового русского педагога достигли своего апогея. Но апогея достигла также и зависть к Ушинскому. Та тысячеглавая гидра, которая смотрит на педагогическое дело как на ремесло и средство к выслуге, с тревогой и ненавистью следила за возвышением Ушинского, за возрастанием общественного его влияния – и клеветала на него. И чем больше разрасталась слава Ушинского, тем более ширилась клевета его завистников.

Такое громадное дело, как создание совсем новой у нас системы женского образования и оживление вообще всего педагогического дела в России, было достигнуто Ушинским только благодаря личной энергии и таланту и при содействии ближайших его помощников, безусловно, сочувствовавших ему во всем и шедших на помощь во всех его разумных начинаниях. А среди остальных окружавших его и так или иначе причастных делу приходилось встречать закоренелых, безнадежных приверженцев отжившей рутины. Из многочисленного, например, женского персонала института, за исключением лишь двух инспектрис: Е. Н. Обручевой и А. К. Сент-Илер, остальные не только не сочувствовали преобразовательной деятельности Ушинского, но, тайно или явно, стояли даже на стороне его врагов.

Короче говоря, в преобразовании института, или иначе – в созидании нового у нас типа среднего образования женщин, приходилось идти напролом, каждый шаг брать с бою. Это была беспрерывная, продолжавшаяся почти ежеминутно борьба новых разумных начал воспитания и обучения с заскорузлой рутиной. Ввиду этого блестящая, по-видимому, роль Ушинского в качестве преобразователя института, в сущности, была тяжким бременем, переполнявшим его жизнь беспрерывными тревогами, волнениями, неприятностями и разного рода столкновениями, крупными и мелкими, то с властными мира сего, то с подчиненными. От него как главы и руководителя дела, помимо гигантской энергии, требовалось, можно сказать, полное самозабвение, даже самопожертвование за высшие духовные интересы тех сотен русских девушек, образование и воспитание которых было вверено ему.

Труд Ушинского по институту – труд самоотверженный в полном смысле слова. Потому-то он и успел сделать так много в трехлетний срок, что сотрудники его видели в нем самозабвение, готовность на самопожертвование во имя великой идеи – насаждения рационального среднего образования женщин в России. Всем было ясно, как много Ушинский берет на себя, предпринимая разные нововведения исключительно на свой страх и риск. Обыкновенно делалось так, что сначала производилось само улучшение и потом уж поступала окончательная санкция на проведение его. Этого крайне неудобного и рискованного порядка по необходимости приходилось держаться ввиду новизны дела, чтобы не пугать ширью и смелостью нововведений. Вера Ушинского в свое дело, беззаветная преданность ему заражала, электризовала окружавший его педагогический персонал, – и новое дело ширилось, росло, преуспевало – наперекор мертвой рутине.

Но зато росли также зависть, ненависть, вражда к Ушинскому со стороны слепых приверженцев старины. Можно сказать, что почти одновременно с появлением Ушинского в институте начались беспрерывные доносы на него. Этого бескорыстного человека, безупречной честности, убежденно верующего, патриота в самом возвышенном смысле слова, обвиняли во всевозможных неблаговидных поступках, даже в неблагонадежности. В числе этих клеветников-доносчиков были, между прочим, и лица, стоявшие у того же дела и долженствовавшие иметь своим девизом любовь к ближнему и самое высокое христианское смирение.

Настойчиво, энергично добиваясь определенной цели, не поступаясь ни в чем своими убеждениями, не имея обыкновения ладить с дрянными самолюбцами и обходить их, Ушинский в конце концов создал себе к началу 1862 года такую массу сильных врагов, что не только вынужден был оставить инспекторство, но даже и оправдываться из-за клеветнических доносов на него.