Глеб Голубев - Заболотный

Шел месяц за месяцем. Постепенно меня затянули лекции, семинары, занятия в лабораториях и в анатомичке, и даже мне самому недавнее путешествие начинало казаться выдуманным, нереальным. Неужели это я, сидящий сейчас на скамейке на откосе Владимирской горки, откуда открывается такой чудесный вид на Подол и леса за Днепром, неужели в самом деле это я всего несколько месяцев назад стоял на набережной Бомбея, вслушиваясь в шум Индийского океана?!.

Даниил Кириллович пробыл в Париже всю зиму и начало весны. Появился он в университете только в марте 1898 года. Встретились мы с ним очень тепло, расцеловались прямо в коридоре. Заболотный очень интересно рассказывал, как работал в Париже вместе с Мечниковым, делился планами своих научных исследований, которые наметил провести в Институте экспериментальной медицины, где ему дают лабораторию.

— Как? Разве вы покидаете Киев?

Такое сожаление, видимо, звучит в моем голосе, что он, оглянувшись, тянет меня в уголок и вдруг предлагает:

— А если нам снова куда-нибудь поехать?

— Куда?

— Ну, скажем, в Китай. Загадка этого явно эндемичного очажка в долине Вейчана — помните заметку в газете? — не дает мне, признаться, покоя. И в Монголии и у нас в Забайкалье, по некоторым источникам, кое-где годами гнездится чума, хотя нет там ни крупных городов, ни массовых скоплений паломников. И в Бомбей снова хочется по пути заглянуть. Эпидемия там опять нарастает, читали? На лето утихла, затаилась, а как мы уехали, снова показала зубы. Насчет экспедиции в Китай, кажется, дело решенное. Но я пытаюсь уговорить начальство, чтобы ехать нам разрешили через Бомбей. Грешный человек, запасся для этого даже письмом из Пастеровского института.

Он достал из неразлучной своей сумки письмо в плотном конверте и показал мне, смущенно предупредив:

— Тут обо мне много лишнего написали, так вы не обращайте внимания. Я уж им говорил — и Мечникову и доктору Ру. Но они считают, что так для дела нужно. Может, и правы. Не сведущ я в той дипломатии.

Письмо было на французском языке, но к нему оказался приложен и перевод:

«Институт Пастера, ул. Дюто, 25.

Париж, 14 марта 1898 года.

г-н Мечников и я выражаем Вам свою признательность за ту поспешность, с которой Вы разрешили г-ну д-ру Заболотному продолжать работу в Институте Пастера.

Наши опыты с противочумной сывороткой, изготовленной при помощи растворимого токсина, весьма удовлетворительны. Они вселяют в нас надежду на возможность излечения чумы в большинстве случаев заболевания и на предупреждение этой болезни путем предохранительных инъекций. В связи с этим было бы крайне важно использовать вспышку чумы в Бомбее для проведения решающего опыта, могущего определить ценность наших средств защиты от чумы.

Мы обращаемся к Вам также с просьбой поручить эти опыты г-ну Заболотному, который хорошо сведущ в этом вопросе и лучше других сможет довести его до благоприятного конца. В случае Вашего согласия г-н Заболотный отправится в конце этого месяца в Индию и подвергнет там новую сыворотку, решающему испытанию, а затем поедет в Маньчжурию для выполнения данного ему Вами поручения. Для этого он может заехать в Пекин или направиться к северной границе Индии и там на месте определить пути распространения болезни.

Таким образом, не будет задержки в выполнении миссии г-на Заболотного в Маньчжурии — более того, остановка г-на Заболотного в Бомбее будет способствовать ее выполнению.

Мы выражаем уверенность, что Вы, Ваше высочество, оцените преимущество этого плана действия и соблаговолите разрешить его осуществление…»

— Поможет? — с надеждой спросил Заболотный, когда я кончил читать.

— Наверное.

— Ну, а вы как? Согласны?

Колебания не долго мучают меня. Я вспоминаю, как волнующе веял в лицо свежий ветерок дальних странствий, как сияло, солнце над Бомбеем, а по ночам за кормой корабля перекатывались светящиеся водяные валы…

— Я с вами, Даниил Кириллович! — опять, как когда-то в Бомбее, твердо говорю я и крепко жму его руку.

Дней через десять я действительно получаю от него телеграмму и выезжаю в Петербург. Извозчик долго везет меня через весь город к Святотроицкой общине сестер милосердия, в мрачноватых корпусах которой разместился Институт экспериментальной медицины.

Опасливо пробираюсь я сторонкой мимо проволочных клеток, где неистово завывают, мечутся, далеко разбрызгивая смертоносную пену, заразившиеся бешенством собаки. Не обращая на их вой никакого внимания, на верхушках старых тополей гомонят грачи.

Лаборатория Виноградского, где работает Даниил Кириллович, занимает всего три небольшие комнатенки покосившегося деревянного дома в самой глубине двора. Собственно, под лабораторное оборудование отведена лишь одна из этих комнат. Во второй помещался кабинет Виноградского, а в третьей, из окон которой открывался вид на Неву, работали Заболотный и тогда еще совсем молодой Василий Леонидович Омелянский, нежную дружбу с которым Даниил Кириллович пронес потом через всю свою жизнь.

Помнится, несколько лет пришлось Заболотному работать в такой тесноте, пока не было построено для лаборатории новое, более просторное помещение. На строительство его, кстати сказать, все эти годы и Виноградский, и Заболотный, и Омелянский отдавали львиную долю своего жалованья…

Работалось трудно, но увлекательно. Сергей Николаевич Виноградский особенно увлекался микробами почвы. Но он был большим ученым с широким кругозором и не стеснял своих сотрудников, не мешал им самим выбирать себе темы для исследований. «Теснота помещения искупалась широтой заданий и научных перспектив», — скажет потом, через много лет, об этом времени Даниил Кириллович в одной из статей.

У нас все готово, но отъезд откладывается. Высшие власти долго решают, как же нам все-таки ехать. В конце концов посещение Бомбея отпадает. Да и вообще морской путь в Китай обошелся бы слишком обременительно для весьма скромных бюджетов Чумной комиссии. Нам предложено ехать до Иркутска, а оттуда через всю Монголию в Пекин.

Когда я прикидываю с Заболотным предстоящий путь по карте, прямо дух захватывает. Вот это путешествие!..

А снаряжение нашей экспедиции весьма скромное: походная лаборатория, небольшая аптечка да кое-какие геодезические приборы, с которыми ни я, ни Заболотный пока не умеем обращаться. Говорят, что они понадобятся для составления карты нашего маршрута и точного определения всех точек, где мы обнаружим чуму.