Моисей Кроль - Страницы моей жизни

«Из такого тяжелого положения есть два выхода: революция, или царская власть должна призвать к себе на помощь весь русский народ. В интересах нашей родины, чтобы не погибали лучшие силы нашей страны, чтобы избавить наш народ от страшных бедствий, которые всегда приносят с собою революции, Исполнительный комитет обращается к вашему величеству с советом избрать второй путь; верьте нам – как только вы твердо решите осуществить справедливые требования русского народа, комитет тотчас же прекратит свою революционную деятельность, и все элементы, которые он объединял, посвятят себя культурной работе на пользу русского народа. Мирная, идейная работа займет место насилия, которое было для нас гораздо мучительнее, чем для ваших слуг, и которое мы практиковали только в силу тяжелой и печальной необходимости… Мы заявляем торжественно перед лицом России и всего света, что наша партия абсолютно подчинится всякому решению, которое будет принято на собрании свободно избранных народных представителей, и что она себе не позволит никаких насильственных действий против правительства, которое это собрание поставит…»

На процессе, на котором судили участников убийства Александра II, подсудимыми высказывались такие же мысли, как и в письме. Желябов объяснил суду, как и почему он стал террористом. Вначале его единственной целью было вести в народе мирную пропаганду социалистических идей, но правительственные преследования вынудили его перейти к террору. Он бы немедленно отказался от террористической деятельности, если бы в России изменились политические условия.

Кибальчич обратил внимание суда на высокое нравственное содержание мировоззрения народовольцев.

«Как социалист, – сказал он, – я признаю за каждым человеком право на жизнь, на свободу, благополучие и на развитие всех его интеллектуальных и моральных сил. С этой точки зрения и вообще с человеческой точки зрения, всякое лишение человека жизни – страшная вещь… И если я решился участвовать в террористических актах, то только потому, что правительственные преследования отняли у меня всякую возможность вести мирную работу».

Очень важную и поучительную мысль высказала на процессе Перовская:

«К тому, что сказали мои товарищи, я должна прибавить, что партия «Народная воля» не считала возможным навязывать русскому народу и русскому обществу какие бы то ни было учреждения и какие бы то ни было новые общественные формы. Наша партия полагает, что народ и общество раньше или позже сами признают правильными наши стремления и цели и осуществят их в жизни».

Так лучшие представители партии «Народная воля» понимали историческую эпоху, в которую они жили, и свою роль в русском революционном движении.

Письмо Исполнительного комитета всколыхнуло широкие общественные круги и в России, и за границей, но оно не нашло никакого отклика у Александра III и его советчиков. Там думали только о мести; с нуждами России и русского народа не считались. Душераздирающий призыв профессора Владимира Соловьева, чтобы царь как христианин даровал жизнь осужденным на смерть участникам террористического акта, прозвучал, как глас вопиющего в пустыне. В России воцарилась свирепейшая реакция, как в самые мрачные времена царствования Николая I, и за смерть Александра II «Народная воля» поплатилась девятью жизнями. Но это было только началом расплаты…

Глава 3. «Народная воля» после смерти Александра II.

Гибель императора Александра II была большой победой с точки зрения Исполнительного комитета партии, но она в то же время была для «Народной воли» ее смертным приговором. Партия не только потеряла своих лучших вождей, но, можно сказать, что весь ее генеральный штаб был разгромлен. Хотя большинство членов Исполнительного комитета спешно покинули Петербург, чтобы быть подальше от центра рассвирепевшей после смерти Александра II реакции, все же многие из них очень скоро попали в руки жандармов.

В Петербурге тайная полиция напрягала все свои силы, чтобы выловить опасных революционеров. Как уже было указано выше, 10 марта была на улице арестована Перовская, которая ни за что не хотела покинуть столицу. 1 апреля; был захвачен Исаев, а юных революционеров было арестовано в эти дни несчетное количество.

Началась безжалостная расправа со студенческой молодежью. Арестовывали учащихся массами. Значительная часть их были высланы из Петербурга на родину, среди этих пострадавших оказался и я.

Произошло это так.

Зная, что учащиеся высших учебных заведений представляют собою очень важный резерв революционно настроенных элементов, жандармы пользовались каждым подходящим и неподходящим поводом, чтобы вырвать из студенческой среды эти ненавистные ей элементы. В Петербургском университете демонстрация 8 февраля дала жандармам оружие для расправы с неблагонадежными студентами. Атака на них началась с того, что агенты охранки стали в университете распространять слух, будто выступления Когана-Бернштейна и Подбельского на торжественном акте не только не встретили сочувствия со стороны рядового студенчества, но и вызвали в его среде негодующий протест. Это была провокационная ложь, которая достигла своей цели. Несколько моих товарищей, и в их числе студент четвертого курса филологического факультета Шатилов, чтобы опровергнуть эту ложь, стали собирать подписи студентов, вполне одобрявших образ действий Когана-Бернштейна и Подбельского. Было уже собрано много сот подписей, когда декан филологического факультета, профессор Орест Миллер вызвал к себе через курьера студента Шатилова для объяснений, попросив его захватить с собою листы с подписями. И между Шатиловым и Орестом Миллером разыгралась такая сцена.

– Зачем вы собираете подписи? – спросил профессор Миллер Шатилова.

– Чтобы доказать, что Коган-Бернштейн и Подбельский выражали волю и настроение подавляющего большинства студенчества, – ответил Шатилов.

– Покажите-ка мне листы с подписями, – попросил профессор Миллер.

Шатилов их ему передает.

– Эти листы я представлю полиции, – сказал Миллер, принимая их из рук Шатилова.

Как только Миллер произнес эти слова, Шатилов вырвал из его рук листы и изорвал их в мелкие клочки. За такой дерзкий поступок Шатилов был предан университетскому суду. Но как только стало известно, что профессора университета собираются судить Шатилова, сотни студентов стали требовать, чтобы их судили вместе с Шатиловым, так как каждый из них поступил бы точно так же, как и он.

И всех их, действительно, предали суду, причем большинство «подсудимых» были приговорены к аресту в стенах университета на сроки от трех до семи дней, но человек около пятнадцати были исключены из Петербургского университета на год без права поступления в другие университеты. И в эту категорию исключенных попал и я.