Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945 - Ханс Тиль
Чем дальше на восток катил наш поезд, тем ниже падал барометр наших чувств, особенно после того, как стали подходить к концу запасы продуктов и алкоголя. Остановки на пустынных железнодорожных узлах становились длиннее, все чаще нас стали навещать самолеты вражеской разведывательной авиации, все более едкими становились издевательские шутки над нами со стороны отступающих солдат, а гул артиллерийского огня подступал все ближе и становился все более различимым. В ночные часы горизонт окрашивался в кроваво-красный цвет: фронт приближался.
Один за другим люди из нашего эшелона исчезали, и больше мы их не видели. Начальство потеряло счет количеству людей. Командующий состав был охвачен страхом и лишился присутствия духа. Наши командиры бродили по вагонам в поисках тех, кто сохранял спокойствие и пользовался влиянием среди товарищей, чтобы заручиться поддержкой в борьбе против бунтовщиков, слабых душ и пораженцев. Я находился во власти горьких чувств (небезосновательно), и, к своему удовлетворению, обнаружил, что не только я настроен против разодетого в щеголеватые мундиры начальства.
Здесь впервые произошла открытая стычка с представителями партии и режима, которых многие ненавидели уже долгие годы. Для стороннего наблюдателя становилось более чем ясно, насколько глубокой и непреодолимой стала та пропасть, что пролегла между народом и его вождями.
– Мы не желаем, чтобы нас забили, как скот, в интересах вас, больших шишек. Я буду в этом участвовать, даже с удовольствием, но я не собираюсь позволить вам, чертов золотой фазан (обычно так называли высокопоставленных партийных функционеров в их мундирах)[31], чтобы вы исчезли с моих глаз долой. Вы пойдете на фронт впереди меня.
– С четырнадцатого по восемнадцатый год[32] я рисковал своими костями под Верденом[33]. А теперь двое моих сыновей погибли. Пусть они[34] теперь сами разгребают свою грязь, я не желаю больше помогать им в этом.
– Будьте честны! Все не так уж плохо… Иваны никогда не войдут на наши земли, солдаты стоят как скала, новое оружие способно творить чудеса – сами увидите. Однажды мы загоним их обратно за Урал, и все будет прекрасно.
– Все возможно, лишь бы эта чертова партия исчезла.
– Я слышал из надежных источников, что мы находимся на грани перехода к военной диктатуре. Вся власть перейдет в руки генералов, которые будут лишь формально действовать от имени Гитлера и Геринга.
На карте сверху показаны районы перемещений Тиля и места его пребывания – через некоторые районы Восточной Пруссии через Польский коридор, «Вольный город Данциг» и Восточную Германию. Участвуя в боях на Восточном фронте и проведя годы в плену и заключении, он находился и перемещался по этим территориям. Наиболее важные участки его пути выделены. Карта подготовлена на основе карты Польши времен Второй мировой войны Картографической службой армии США для начальника штаба сухопутных войск США в 1943 году
Район Данцига, где прошли последние бои, в которых участвовал Тиль. Он был захвачен в плен советскими солдатами между Готенхафеном (Гдыней) и Данцигом (Гданьском) 28 марта 1945 года, в день, когда пал Готенхафен и туда вошла Красная армия. Карта подготовлена на основе карты Польши времен Второй мировой войны Картографической службой армии США для начальника штаба сухопутных войск США в 1943 году
Вот такие шли разговоры, и такие мнения можно было услышать, прислушавшись к ним.
«Ррррум, ррррумс» – и затем этот неприятный рокочущий шум повторился несколько раз, на этот раз, правда, слабее.
– Что случилось?
– Мы уже близко к Иванам?
– Трубки и сигареты долой – никаких огней!
– Ложитесь на пол!
«Так-так-так»… и снова звук стал удаляться. Короткая пулеметная очередь. Несколько попаданий где-то впереди, перед вагоном. Все это было лишь коротким приветом от какого-то пилота.
Вскоре поезд остановился, но никто не стал выходить из вагонов. Каждый напряженно прислушивался к работе двигателей где-то снаружи, в ночи. Еще несколько рокочущих звуков какой-то летящей на малой высоте машины. Было бы хорошо спрятаться в траве и только осторожно выглядывать оттуда, чтобы не пропустить увлекательное зрелище наверху. Но больше никто не стрелял.
Я долго стоял снаружи и внимательно следил за тем, что происходит, но сумел различить лишь нашу технику и несколько листков бумаги, паривших в воздухе неподалеку. Я бросился обратно в вагон, прихватив несколько таких листков, и под одеялом при свете фонаря прочитал: «Убейте Гитлера. Тогда будет мир, свобода и хлеб. Ваши войска на фронтах разгромлены. Ваша армия обманывает вас. Только мы скажем вам правду. Переходите все на нашу сторону. Мы вас ждем. Дальнейшее сопротивление не имеет смысла…» и т. д.
Такая грубая пропаганда ни на кого не произвела впечатления. Каждый знал о «бумажном дожде» сверху, а бумага всегда может пригодиться, например в туалете.
Ни старики, которым пришлось побывать на фронте в 1914–1918 годах, ни многие другие, прибывшие из городов в центральных и западных областях Германии, ничего не узнали о «железном благословении» сверху. Тем не менее большинство из тех, кто ехал в эшелоне, начали нервничать и все больше впадать в панику, несмотря на то что ущерб был минимальным и никто не пострадал. Рядом со мной собралась небольшая группа людей, которые, как я знал, проживали в одном со мной районе и которые стали вести себя просто невыносимо, постоянно требуя, чтобы их отвезли обратно домой.
Довольно странно (а меня это еще и обеспокоило и немного испугало), но вскоре ко мне стали относиться как к какому-то начальству, обращаться за советом, спрашивать, что делать дальше.
На следующей остановке всем пришлось выйти. Мы построились вдоль вагона в четыре шеренги. Нам запретили пользоваться фонарями или зажигать спички. Всем приказали соблюдать полную тишину. Под ногами были железнодорожные шпалы и щебень, а на железнодорожном пути рядом, как нам сказали позже, стоял эшелон с боеприпасами. Куда же мы попали?
Незнакомый голос спросил, кто мы такие, откуда прибыли и что мы собираемся делать. Я подошел к дежурному военнослужащему и узнал от него, где мы находимся. Нам сказали, что следует быть очень внимательными со светом. Вражеские бомбардировщики наведывались сюда довольно часто, как и партизаны. Пока мы тихо разговаривали, вдруг громко прозвучало мое имя: мне приказали явиться на совещание, которое должно было вот-вот начаться. Мои товарищи не хотели меня отпускать, но я дал им понять, что просто хочу удовлетворить свое любопытство и непременно вернусь к ним при первой же
