Владимир Андреев - Моря и годы (Рассказы о былом)

Плавание по проливу предъявляет к штурману свои, более строгие требования: фарватер извилист, встречается множество мелей и других навигационных опасностей.

Глубины на фарватере небольшие. Наши штурманы я здесь справились со своими задачами блестяще.

Во время обратного перехода радовало нас то, что все чаще встречные иностранные суда вовремя различали наш флаг и салютовали ему. Видно, добрая слава разнеслась о нашем походе.

Наступил 45-й, последний день первого заграничного похода кораблей Красного Флота. Все, кто был свободен, находились на верхней палубе. На горизонте показался остров Котлин. Проходим плавучий приемный маяк, идем корабельным фарватером. Команды обоих кораблей в строю. На крейсере играет оркестр. Приближаемся к Большому Кронштадтскому рейду.

Здравствуй, Родина! Здравствуй, колыбель русского флота!

Поход окончен. Пройдены первые комсомольские мили. Их было почти пять тысяч. На главном рейдовом посту поднят сигнал, его репетуют на своих реях все флагманские корабли: «Начальник Морских сил поздравляет крейсер „Аврора“, учебное судно „Комсомолец“ с благополучным возвращением из заграничного похода и объявляет благодарность».

Мы стали готовиться к возвращению в «подготовиловку». Настроение приподнятое: знай наших! Мы уже «морячилы»!

В нашем кубрике шли хлопоты по сдаче корабельных вещей, и каждый возился со своим нехитрым хозяйством. В воздухе стояло гуденье, словно поднимался из улья пчелиный рой: тут и обмен впечатлениями, и молниеносные «подначки»… И вот в это самое время к нам заявился Василий Ефимович.

— Шумите, что стая бессмысленных галок на кусте, — добродушно выговорил нам помощник командира корабля. — Нешто так моряку положено? Обратно и пожара нет, поэтому и спешить не к чему. Эх, молодо еще и зелено…

Мы окружили Василия Ефимовича, слушаем его. Умудренный службой на море, он всегда расскажет не только интересное, но и такое нужное, о чем и в книге не прочесть.

— Знаю, молодость пофорсить любит. Сам такой был, — продолжал Калачев. — Но и еще вот что знаю: мореплаватели флота российского своими подвигами всегда Родину прославляли. Знаю, наш Красный Флот для всего мира примером должен быть. Вот и зашел к вам, нашей надежде, к вам, кого на флотских командиров готовят, чтобы от всей морской души кое-что поведать! Перво-наперво никогда не задирайте носа. Что ни сделает человек, чего только ни достигнет — всегда можно сделать лучше, достигнуть большего. Подмечено не мною, а народной мудростью. Как только возомнит человек, что вроде умнее, ловчее всех он в деле, то проку от него не жди, а беды не миновать… В походе, на море-океане вы хлебнули солененького вдосталь, на себе почувствовали тяжесть матросского труда. Как нелегка служба моряка, сами теперь знаете. Станете вы через несколько лет командирами, начальниками может быть, и не маленькими, — но всегда душой и сердцем уважайте матроса. За это он вам отплатит любовью, из беды выручит, жизни своей не пожалеет… Напоследок послушайте совет старого моряка: станете начальниками — о чинах не мечтайте, а о порученном деле пекитесь душой, работайте с радостью, сил не жалея, и эти самые чины сами к вам придут… Полюбились вы мне, комсомолята, по душе пришлись. Желаю, чтобы в морской жизни вашей было под килем не меньше семи футов и чисто за кормой!.. Ну, я пойду. Дела беспокойные не ждут.

Василий Ефимович направился к нашим соседям. А мы как-то сразу притихли. Зацепило наши души сердечное слово, разволновало.

Навсегда запомнился всем нам Василий Ефимович Калачев. Запомнились и его простые, но по-народному мудрые наказы нам, его морским «внучатам».

Наступил последний день нашей жизни на «Комсомольце». Прозвучала дудка вахтенного, а за ней и команда: «Курсантам подготовительного училища построиться на шкафуте!» Быстро построились, наш «батя» на правом фланге. Появился старший помощник Апостоли. Он обратился к нам с небольшой речью:

— Мы с вами успешно закончили исторический поход Красного Флота. Вы, будущие командиры, окунулись в первые соленые купели моря, сами просолились в поте нелегкого флотского труда. Одним словом, оморячились настолько, чтобы окончательно каждому решить: быть или не быть флотским командиром. Думаю, что поход для всех вас был хорошей школой и хорошим испытанием. Его вы выдержали с честью. Службу несли с рвением. Честь корабля не посрамили. Все начальники вами довольны. Учитесь с таким же рвением, с каким работали! Желаю успехов в овладении морскими науками! Товарищ начальник курса, буксир у борта. Курсантам можно грузиться. — Как всегда подчеркнуто подтянутый, Апостоли, козырнув, быстрыми шагами удалился в каюту.

Луковников подал команду. Мы без суеты, сноровисто погрузили свое имущество. Перешли на буксир. Трудяга «Швейник» отвалил от борта красавца «Комсомольца» и, попыхивая дымовой трубой, шустро побежал в Ленинград, где нас ожидало родное училище. Каждый думал о том, что приближается час расставания с ним, и о том, что ожидает его впереди…

В походе мне больше всего по душе были вахты в машинном отделении. Меня покоряли его размеры и мощь, рабочая деловитость всех поршней, мотылей, их трудовое усердие… Скрывать не стану, моей мечтой было попасть в инженерное училище. Но, увы, она не сбылась…

После возвращения из заграничного похода осенью двадцать четвертого года нас, окончивших «подготовиловку», стали распределять по морским училищам. В то время в стране было всего три высших военно-морских учебных заведения: командное Военно-морское училище, Военно-морское инженерное училище и гидрографическое училище. Большинство из нас, в том числе и меня, направили в командное.

В день выпуска перед строем огласили приказ. Вот и прощай моя мечта быть в «инженерке»!..

Каждый получил на руки предписание, в котором значилось, в какое училище прибыть после окончания отпуска. А пока — отпуск…

Веселые рассказы Холодецкого

Мы с Николаем Овчинниковым поехали вместе в Москву, благо обоим предстояло одолевать морскую науку в одном училище.

В одном вагоне наших ребят ехало человек двадцать. И почти всю дорогу мы пели. Удивительная сила в пеоне. Даже людей, доселе не знавших друг друга, они сближает. Проще и душевнее становятся взаимоотношения. Рассеивается печаль, грусть…

Когда поезд подкатил к перрону Московского вокзала, мы распрощались со своими попутчиками, как со старыми друзьями…

Мы с Николаем жили в Москве недалеко друг от друга. Он — на углу Арбатской площади, я — у Никитских ворот. Поэтому, условившись с ребятами о завтрашней встрече у коменданта города, вместе с Николаем втиснулись в вагон пятого номера трамвая и укатили на Арбатскую площадь с ее еще булыжной тогда мостовой.