То было давно… - Константин Алексеевич Коровин
Коля смотрит в покорном испуге и молчит.
– Ну что это, скажи, пожалуйста, – не унимается Вася. – Все ничего, а тебя угораздило уши отморозить. Непременно какая-нибудь история с тобой. Отчего бы?
– Верно, – соглашается Юрий. – У тебя, Николай, и физиономия такая. Брови подняты, вечный испуг.
– Вот ерунда, – обиделся Коля. – Конечно, у вас на рожах полное ко всему равнодушие. А я, брат, вижу несправедливость жизни, веду борьбу, оттого и выражение благородных страданий. У тебя – что? Квадратная рожа, вот как у полового.
– Верно. Действительно, у тебя, Юрий, физиономия того… – подтвердил Вася. – Ну и мороз! Хорошо здесь, в доме-то. Смотри-ка – ветчина, лепешки деревенские.
– Это лепешки тетки Афросиньи, – отвечаю, – она принесла. Таких нигде нет. Посмотри: видишь – сверху узоры, рубчики? Да вот и она…
Тетка Афросинья вошла нарядная, а с нею муж, Феоктист Андреевич. В руках у нее большой пирог с груздями. Тетка Афросинья похожа несколько на репу, но женщина она почтенная и любит подарки и учтивый разговор.
– С наступающим вас. Э-э, чего это вы, Миколай Васильевич? Говорят, ухо отморозили? Долго ли – стужа какая.
Наливаю Феоктисту водки, а Афросинье наливки. Феоктист пьет и крякает, Афросинья вытирает ротик платочком по-модному, говорит:
– С Новым годом вас – чево нечево, а всё по-хорошему чтобы.
– Вам я очень благодарен, тетенька Афросинья, – говорю я, – живу среди вас, земляков своих, и единой обиды не видывал. Ценю услуги ваши, пускай-ка друзья пирога изведают, тогда узнают, кто такая тетенька Афросинья.
Афросинья степенно поклонилась нам и вышла…
– Вот в такой мороз я пойду нынче налимов ловить, – заметил Вася. – Где здесь в реке налимы водятся?
– Под кручей, – ответил Феоктист, – у Любилок, здесь весь налим. Павел знает, он тебе покажет. Только что ты в этакую стужу ловить пойдешь? Замерзнешь, как есть, боле ничего.
– Да где ж морозу с Василием Сергеичем сладить? – смеется входящий сосед, охотник Герасим Дементьич. – Где ж морозу повалить эдакова-то!
И правда: Василий Сергеич и Юрий – богатыри хоть куда. Рядом с ними худой и вечно испуганный Коля казался ушибленным судьбой. Но сейчас он уплетал пирог с явным наслаждением, запивал коньяком и похваливал:
– Пирог замечательный. Прелесть! А какая рыба?
– Ну вот опять! – притворно ужаснулся Вася. – Разве я не прав? Ест Николай и уверяет – рыба. Это же грибы.
– Ну, нет, позвольте, я еще с ума не спятил, – запротестовал Коля.
– Конечно, грибы, Николай, – подтверждаю и я.
– Ну, уж извините, позвольте. Нечего из меня дурачка строить. Довольно!..
– Да, конечно, рыба, – смеясь, поддакнул Юрий. – Вот только какая?
– Какая? Мымра! – нашелся Вася.
Тогда Коля взял кусок пирога, выпил рюмку березовки, закусывая пирогом, поднял черные глазки кверху, распознавая вкус рыбы, и сказал:
– Верно – мымра.
– А я вот шел к вам, – сказал Герасим, – на лыжах. По оврагу, что за курганом. Волчьи следы, гляжу. В ночь, значит, прошли трое матерых. Это с Вепревой Крепи. Нагнал. Дал раз, да стужа велика – зазяб. След кончается здесь, вот в моховом, – показал он в окно. – Где на тяге по весне стояли, там и залегли.
– Хороша штучка, – заметил Вася. – Вот! А я хотел налимов ночью ловить.
– Так возьми ружье, – посоветовал я.
– Благодарю покорно. Ты ловишь, а они, голодные, бросятся сзади, и готово. Нет, один не пойду.
До наступления вечера я отправился в сарай, отыскал ящик из-под рыбы, вырезал небольшие кружки, заклеил их красной бумагой, а внутрь поставил свечки – это волчьи глаза. Герасим мне помогал.
Когда стемнело – зимой темнеет рано, – я поставил ящик в кустах, невдалеке от дома. Такие же глаза, в картонках от шляп, поставил в других местах. Осторожно зажег свечи. Эти тусклые огоньки в кустах чуть-чуть мерцали, неожиданно и страшно.
Вася сначала приготовил снасти и насадку. Потом оделся во всё охотничье: огромные белые валенки, шапка с наушниками, за спиной ружье, а в руках пешня для прокалывания льда. Вместе с Колей и Юрием приятели вышли. Но вскоре раздался выстрел, другой, третий, а вслед за тем в комнату вбежали Вася и его друзья.
– Ну и место! Нашли, где домик построить. Смотрите, что делается. Кругом волки. Черт знает что! Благодарю покорно. Живого сожрут!
Он схватил ружье и бросился к двери на чердак дома.
– Послушай, – убеждал меня Коля. – На меня прямо бросался, брат. Злющий, зубами, понимаешь, щелкает. Насилу убежал. Видно, что голодный. Глазищи красные, понимаешь…
Тетка Афросинья, убирая стол к ужину, смеясь, заметила:
– Ах, Юрий Сергеич, ну и герой вы, глядеть. А вот волков спутались. Как мне теперь одной иттить на деревню-то за сметаной? Проводите, ведь боязно.
– Нет, уж спасибо, тетушка Афросинья. И вам ходить не советую. Их тут стаи кругом…
Тем временем Вася открыл огонь с чердака. Он палил непрерывно и вскрикивал: «Вот тебе! Не любишь? Стреляй, Герасим. Стреляй! Добивай его! Один остался, гони его!»
Наконец Вася вернулся к нам с дымящимся ружьем. Посмотрев на меня, на Юрия и Николая, он покачал головой с укором:
– Хороши! Сидеть здесь куда приятно. А там-то что делается! Их стреляешь, а они хоть бы что… Вот бы вы посмотрели.
– Ну что? Прогнал? – спрашиваем.
– Да, все разбежались. Далеко ведь. Может быть, ранил какого. Один больно крепкий – ух, здоров, ничего не боится, стоит, глаза пялит и ни с места. Смотрите-ка, стволы у ружья – как огонь горячие! Нет, хороша штучка! Под Новый год, а? И место же здешнее. Глушь лесная верст на сто.
Герасим сидел у камина, сложа руки. Его желтые умные глаза закрывались от сдержанного смеха. Потом он встал и пошел к двери.
– Куда ты, Герасим Дементьич?
– Не могу боле. Пойду волков подбирать.
И ушел.
Из деревни Любилки пришли гости: рыбак Павел и цыганка Груша с мужем, да еще лесничий. Новый год приближался.
Аккорд гитары, и Груша запела:
И снега-то, и снега,
И любовь, Мотя, твоя.
Ах, чу-чи, ту-то чу-чи…
Э, гори, сердце, гори…
Вдруг Феб с воем и лаем отчаянно бросился к двери. Она приотворилась… Мы притихли. И в двери показался огромный волк, стоя на задних лапах.
Все бросились в сторону.
– Где ружье?! – кричал Вася.
Юрий Сергеевич, закрыв глаза, вертел стулом, как бы отгоняя кого. Коля упал ничком на тахту, закрывшись пиджаком с головою, и только пробормотал:
– Это черт-те что, ну и Новый годок!
Дверь отворилась шире: весь в снегу, стоял перед нами Герасим Дементьич и придерживал сзади огромного убитого волка.
– С
