Виктор Мальцев - Конвейер ГПУ

– Ну, а в общем – да здравствует наш любимый, родной, единственный, самый мудрый товарищ Сталин. – ура!

Наконец я благополучно досидел в камере № 19 до 30 июля 1938 года. Вызовов на допросы не было. Вероятно, конвейер, несмотря на все увеличивающуюся пропускную способность, все же не справлялся с поступающими преступниками.

Днем 30 июля открывается форточка и голос надзирателя произносит:

– Мальцев есть? –

Отвечаю – я.

– Панкратов есть?

Мой первый сосед по камере № 23, немного побледней, отвечает также. Голос надзирателя произносит:

– Соберись быстро с вещами.

Пришло время расставаться с камерой № 19, из которой я был взят на конвейер, открывший мне окончательно глаза на оборотную сторону медали советской демократии.

Собрав свои пожитки, ждем тюремного надзирателя. Самочувствие спокойное. Днем на расстрел не уводят. Делаем догадки – куда нас повезут?

Наконец открывается дверь и мы последний раз кивком головы прощаемся с остающимися. Выйдя во двор, нас подвели к «черному ворону». Так среди арестантов называлась тюремная автомашина, имеющая восемь клеток без света и воздуха.

Каждое гнездо нормально рассчитано на сиденье одного человека. Но вероятно отправляемая партия была достаточно большой и, в целях экономии бензина, нас с полковником Панкратовым начали засовывать в одну клетку.

Операция эта оказалась далеко не из легких, так как мой сосед имел весьма внушительную фигуру, а я до тюрьмы также весил 90 килограмм.

После ожесточенных усилий и ругани стражи, последним все же удалось вдавить нас и захлопнуть дверцу на автоматический замок.

Мой сосед буквально врос в меня, и я не мог шевельнуть ни одним пальцем.

Процедура заполнения других клеток продолжалась минут десять. При этом соблюдались строжайшая конспирация. Никто из нас не должен был знать и видеть сидящих в соседних купе.

Температура в Средней Азии в эти месяцы доходит до 70°. Наша клетка, герметически закрытая, обитая вся железом и без единого отверстия, превратилась в настоящий крематорий.

Я начал буквально задыхаться. Вероятно, не лучше обстояло дело я с самочувствием Панкратова. Обливаясь потом и жадно ловя раскрытым ртом воздух, делаю нечеловеческие усилия повернуться.

Вдруг звякнул автоматический замок дверцы и последняя с силой сорвалась со своего места.

Сразу стало легко дышать. Но на звук немедленно прибежали привратники и с площадной бранью снова начали нас утрясать.

Несмотря на всю их энергию, попытка защелкнуть замок оказалась бесполезной. К нашему счастью последний был основательно испорчен и не хотел запираться. Оставалось нас или высадить, или же везти с приоткрытой дверцей, выходящей в узкий проход посредине автомобиля.

Посоветовавшись между собой, стража, как видно, решила последнее. И вот мы глотаем хотя и горячий, по все же воздух, чувствуя себя счастливцами по сравнению с соседями других клеток.

Много ли надо для счастья «свободному советскому гражданину»? Я уже весело шепчу на ухо Панкратову:

– А ведь дышать-то действительно стало вольно и шепотом снова напеваю:

– «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек…»

Минут через десять клетки заполнились, и наш «Черный ворон», издав глухой рев, двинулся в неизвестность.

Ориентироваться в маршруте приходилось по памяти. Зная хорошо расположение улиц, я начал делать вывод, что нас везут в направлении вокзала. Вероятно, предстоит путь по железной дороге. Если же автомобиль проедет дальше, наше путешествие окончится переброской в большую городскую тюрьму.

Запутавшись наконец в поворотах машины, я потерял всякую ориентировку.

Но вот автомобиль остановился, дал сигнал, и мы услышали голоса, скрип открываемых ворот. Сомнений больше не было: нас привезли на новую квартиру – в городскую тюрьму.

Процедура высадки также сопровождалась необходимой конспирацией. Наконец дошла очередь и до нашей клетки.

При выходе из «Черного ворона», перед нами открылся вид обширного тюремного двора с основным каменным корпусом и временными дощатыми бараками. Все это социалистическое и скоростное строительство обнесено было высокой стеной с рядом сторожевых вышек.

При виде наскоро сколоченных бараков, где сидело несколько тысяч человек, невольно вспомнилось одно из мудрых изречений «папаши»:

– «В основном социализм в СССР построен. Создано бесклассовое общество, и локомотив революции на полных парах мчится к коммунизму».

Среди скоростных социалистических барачных строек скромно терялась старая царская тюрьма. В голове невольно промелькнула мысль:

– Так вот что такое построение социализма.

– Это дощатые бараки с сидящими в них тысячами бесклассовых людей.

Теория резко расходилась с практикой.

Ну, а что получится, когда локомотив доберется до полного коммунизма?

Вероятно, по идее «мудрого отца», это будет сплошной деревянный сарай в масштабе СССР, обнесенный глубоким рвом и колючей проволокой. В нем то бесклассовые советские граждане и должны получить наслаждение всеми дарованными свободами «самой демократической конституции в мире».

Но раздумывать на эту тему было некогда. Теоретические проблемы отодвигались на задний план. Голос надзирателя вывел меня из созерцательного состояния, пробудив к реальной действительности.

Не успел я себе ясно представить в уме жизнь коммунистического общества, как услышал окрик:

– Эй, вы, шпана, заснули, что ли? Быстро за мной!

Быстрота в тюрьме действительно требовалась невероятная, так как во время нашего путешествия по двору все остальные арестанты должны сидеть но местам. Встреч никаких не допускалось.

Иногда случались и неувязки в этом обширном хозяйстве. Одновременно с различных сторон появлялись встречные потоки арестантов. В этих случаях обычно слышался забористый мат и команда:

– Стой! повернись кругом!

Вслед за этим начиналась горячая перебранка стражи, в результате каковой одну из групп заводили в укрытое место. Пробка рассасывалась и движение продолжалось.

Пройдя быстрым шагом до основного корпуса тюрьмы, нас на минуту остановили в вестибюле. Затем страж приказал Панкратову следовать за ним. Последний кивнул на прощанье головой и исчез за поворотом.

Что стало с этим скромным, сравнительно недалеким человеком, но зато лихим рубакой, для меня осталось неизвестным.

Через минуту тюремный надзиратель повел и меня но узкому коридору. Команда – «Стой!»