Борис Штейфон - Кризис добровольчества

Поезд главнокомандующего запоздал и прибыл только к 2 часам. Скоро со стороны Павловской площади показался ряд автомобилей.

Раздалась команда, войска взяли «на караул», и в воздухе понеслись торжественные звуки Преображенского марша.

«Здравствуйте, доблестные дроздовцы», — послышался спокойный, громкий голос главнокомандующего. И после ответа из рядов войск вырвалось громкое «ура». Его подхватили стоявшие толпы народа. Генерал Деникин неторопливо обходил длинную линию войск, а вслед ему неслись музыка и бесконечное «ура». Воистину это был триумф удачливого победителя!

Долго затем проходили войска церемониальным маршем мимо своего вождя. Горящие глаза и воодушевленные лица ярко свидетельствовали их преданность Белому делу. По должности командующего парадом я стоял рядом с генералом Деникиным и видел, каким удовлетворением и тихой внутренней радостью светилось его лицо. В те минуты он не мог не чувствовать той крепкой связи, какая существовала между ним и армией. И если перезвон соборных колоколов невольно переносил меня мысленно в Москву, то, вероятно, и главнокомандующему рисовалась в те минуты освобожденная Первопрестольная…

После парада генерал Деникин в сопровождении начальствующих лиц прибыл в городскую думу. В большом зале его ожидали представители города и депутации многочисленных общественных организаций.

Выслушав ряд приветствий и поблагодарив за выраженные чувства, главнокомандующий, говоря о заветном стремлении русских людей освободить Москву, произнес:

— Третьего дня я отдал приказ армиям…

Затем он на мгновение запнулся и закончил:

— …Наступать на Москву!

Во время речи главнокомандующего стояла полнейшая тишина. После слов «наступать на Москву» вся эта тысячная толпа, заполнявшая обширный зал, коридоры, лестницу, на мгновение оцепенела. Я почувствовал, как неожиданная спазма перехватила мое горло. На мгновение я перестал дышать, а на глазах появились слезы. Еще минута такого общего столбняка, а затем уже не крик, а исступленный вопль «ура». Люди не замечали катящихся из их глаз слез и кричали, кричали, вкладывая в этот крик и тоску накопившегося национального горя, и весь восторг затаенных надежд.

Незабываемые картины и переживания! То был высший подъем осознания Белой идеи. Это были минуты величайшего порыва патриотизма. Все смешалось, перепуталось, и потрясенный Деникин должен был переживать истинное удовлетворение и как русский человек, и как белый вождь.

После приема депутации генерал Деникин отправился на обед, устроенный городскими представителями в саду Коммерческого клуба. Российское гостеприимство, радостное настроение и волнующие речи… Обед давно уже закончился, а главнокомандующий продолжал еще сидеть. Он явно наслаждался и отдыхом, и обществом незнакомых, но родных ему по духу русских людей.

После обеда желающие закурили. На предложение соседей А. И. Деникин ответил, что вообще не курит и только изредка разрешает себе насладиться сигарой. И надо было видеть, как засуетились наши любезные хозяева, как заволновались, забегали старшины клуба, желая достать сигару для главнокомандующего. В этом незначительном эпизоде проявилось столько ласки, столько внимания, и так искренне всем хотелось услужить дорогому гостю, доставить ему хотя бы небольшую радость…

В это же время к генералу Деникину незаметно подошел какой-то почтенный пожилой господин, выбрал момент, схватил руку главнокомандующего и быстро ее поцеловал.

Этот жест сильно смутил Деникина и вызвал новый порыв энтузиазма. После обеда главнокомандующий проехал по городу, а затем посетил спектакль в городском драматическом театре. Лично я не был на этом спектакле, но мне передавали, с каким восторгом публика приветствовала своего вождя.

В тот светло-пасхальный день мы забыли и о чувствах мести, и о лаврах победителей. В наших ушах неумолчно звучал радостный благовест московских колоколов, а перед глазами стояли видения кремлевских святынь… В сердцах и в душах наших была только Москва…

ДОБРОВОЛЬЧЕСКИЙ ПОЛК

Полк Добровольческой армии — это был своеобразный мир, имевший мало сходства с полковой жизнью дореволюционного периода. Во время гражданской войны мне приходилось занимать разнообразные должности, благодаря которым я имел возможность близко подходить и к деятелям, и к событиям той эпохи. Однако ни на одной должности я так ярко не наблюдал и не воспринимал и светлый, и темный лик добровольчества, как тогда, когда командовал полком. Вместе с тем, проходя с полком по России, я непосредственно сталкивался с самыми разнообразными слоями населения, видел города и деревни, видел жизнь такой, какой она была в действительности. В своем победном движении на север фронт обычно продвигался гораздо скорее, чем тыл. В момент нашего прихода в тот или иной район он переживал полный паралич власти: большевистская администрация уходила, а добровольческая еще не появлялась. Жизнь, однако, предъявляла свои требования, и командир полка, хотел он того или нет — это значения не имело, становился временно представителем всегражданской власти. Подобная универсальность, отрицательное значение которой вне сомнений, давала, однако, возможность глубже и всесторонне знакомиться с настроениями и событиями 1919 го да.

Принимая полк, я имел к тому времени и солидный служебный стаж, и высшее военное образование. В силу этих обстоятельств мои новые обязанности представлялись мне вполне отчетливо. Ни строевые, ни тактические вопросы меня не смущали. Робел я только перед одной областью — перед хозяйством. Не чувствуя склонности к делам подобного рода, я всегда их сторонился, а между тем эта отрасль полковой жизни играла громадную роль. Судьбе угодно было послать мне незаменимого помощника по хозяйственной части генерал-майора Черниоловского, большого знатока-практика полкового хозяйства и человека кристальной честности. Он идеально вел обширное хозяйство, причем, чем я особенно дорожил, внес в эту отрасль все навыки формальные и этические, какие были свойственны императорской армии.

Когда во время Бредовского похода генерал Черниоловский погиб, полк и я искренне его оплакивали.

В Харькове Белозерский полк располагался на Москалевке, в бывших казармах Пензенского полка6. Полком временно командовал полковник Радченко, молодой человек, служивший в полку еще в мирное время и пробывший в его рядах всю Великую войну. Храбрый, энергичный и невозмутимый, он был предан всей душой родному полку.

Когда я приехал принимать полк, ко мне навстречу вышел молодой высокий подпоручик с гладко стриженной головой и с добрыми, чистыми глазами.