Владимир Хандорин - АДМИРАЛ КОЛЧАК: ПРАВДА И МИФЫ

В литературе издавна дискутировался вопрос о политических убеждениях Колчака. Впоследствии на допросах в Иркутске он говорил: «Я относился к монархии, как к существующему факту, не критикуя и не вдаваясь в вопросы по существу об изменениях строя».[14] Он говорил, что положительно оценивал работу Государственной думы. «Когда последовал факт отречения государя, – вспоминал он, – ясно было, что уже монархия наша пала и возвращения назад не будет. Я об этом получил сообщение в Черном море, принял присягу вступившему тогда первому нашему Временному правительству. Присягу я принял по совести... Я считал себя совершенно свободным от всяких обязательств по отношению к монархии и после свершившегося переворота стал на точку зрения, на которой я стоял всегда, – что я, в конце концов, служил не той или иной форме правительства, а служу Родине своей, которую ставлю выше всего».[15]При этом он добавлял, что сам факт перехода власти к Государственной думе даже приветствовал, поскольку «для меня было ясно, что монархия не в состоянии довести эту войну до конца и должна быть какая-то другая форма правления, которая может закончить эту войну».[16]

До революции Колчак, как и всякий военный человек, не имел никакого политического опыта: в то время строго соблюдался классический принцип «армия вне политики». Дилетантизм в этой области ему так и не удалось до конца изжить. Уже незадолго до смерти, на допросе, он обнаружил перед своими следователями удивительную для человека его масштаба наивность в некоторых вопросах. Так, единственной причиной первой русской революции 1905 года он искренне считал негодование народа по поводу проигранной войны с Японией, очевидно смешивая причину с поводом. Точно так же и главную причину революции 1917 года он видел в неумении монархии довести до победного конца войну. При этом он усматривал «корень зла» вовсе не в косности и отсталости политической системы, а в отдельных лицах. Таким образом, политические проблемы он рассматривал преимущественно с профессиональной точки зрения военного человека.

Подобные высказывания послужили впоследствии созданию расхожего образа Колчака как абсолютного романтика и идеалиста – образа, ставшего особенно популярным сегодня, после развенчания прежнего мрачного образа кровавого антинародного диктатора. Но реальный Колчак был значительно сложнее этих одномерных образов. Дальше мы увидим, что при всем своем дилетантизме в политических вопросах тесное знакомство с ними в 1917–1919 годах в сочетании с выдающимся интеллектом помогли ему выработать не только цельную, но притом неоднозначную позицию (хотя порой излишне схематичную), но и научиться лавировать – качество, необходимое для любого политика.

Телеграфные вести о революционных событиях в Петрограде начали поступать с 27 февраля. До полного выяснения ситуации в центре адмирал принимал меры к неразглашению информации. Лишь по получении 2 марта телеграммы от председателя Государственной думы М.В. Родзянко об образовании Временного правительства и отречении царя он собрал комсостав флота и отдал распоряжение информировать личный состав, а затем издал приказ с изложением полученных сведений и призывом к флоту, портам и населению районов, подчиненных ему, соблюдать спокойствие и напрячь все силы для исполнения патриотического долга – успешного завершения войны.

В ответ на радиограмму нового правительства он телеграфировал в Ставку, что может подчиниться ему только по получении соответствующего распоряжения из Ставки. И лишь после получения такого распоряжения вместе с флотом присягнул Временному правительству (вначале был отдан приказ о присяге великому князю Михаилу, но после поступившего на другой день известия об его отказе от престола этот приказ был отменен).

4 марта в Севастополе произошел большой митинг. Колчак выступил на нем, говорил о необходимости сохранения дисциплины и доведения войны до победного конца. Казалось бы, успех выступления был полный, его сопровождали овации. Здесь же, на митинге, от имени флота было решено послать приветственную телеграмму Временному правительству.

Тут же был избран «Центральный военный исполнительный комитет», позднее влившийся в состав «Румчерода» – Объединенного совета депутатов Румынского фронта, Черноморского флота и Одесского военного округа. Черноморский комитет возглавил меньшевик, участник восстания броненосца «Потемкин» в 1905 году, авторитетный среди матросов Канторович. С советами, матросскими и солдатскими комитетами Колчак поначалу старался сотрудничать, и это первое время ему удавалось.

После двойного отречения от престола царя и его брата адмирал пришел, как он отмечал позднее, к мысли, что с монархией в России, очевидно, покончено, поскольку «новую династию в наше время уже не выбирают».[17] Победа революции стала фактом, и он принял его как данность. В ознаменование признания новой власти 5 марта в Севастополе был устроен военный парад. Позднее Колчак присоединился к предложению о торжественном перезахоронении останков известного революционного лейтенанта П. Шмидта и участвовал в нем.

Главной своей задачей в новых условиях он считал сохранение боеспособности флота, тем самым исполняя свой воинский долг. Но теперь для этого приходилось применять известную гибкость. То были первые в его жизни уроки политической деятельности.

Революционная стихия вызвала у него отвращение. В эти недели он пишет Анне Тимиревой: «Десять дней я почти не спал… Я сознавал, что за мной нет нужной реальной силы, кроме совершенно условного личного влияния на отдельных людей и массы; а последние, охваченные революционным экстазом, находились в состоянии какой-то истерии с инстинктивным стремлением к разрушению... Лишний раз я убедился, как легко овладеть истеричной толпой, как дешевы ее восторги, как жалки лавры ее руководителей, и я не изменил себе и не пошел за ними».[18]

Впрочем, сохранявшееся первое время после переворота относительное спокойствие на Черноморском флоте, представлявшее резкий контраст трагическим событиям на Балтийском флоте, объяснялось не столько личной ролью Колчака, сколько, во-первых, удаленностью флота от революционной столицы и наводненных немецкими агентами балтийских портов и, во-вторых, его большей боевой загруженностью. Колчак по мере сил и после происшедших событий продолжал активные действия, не допуская выхода в море кораблей противника и надежно блокируя Босфор. В первые же недели после переворота он вывел флот в полном составе в море, демонстрируя этим, что «революция революцией, а если противник попробует явиться в Черное море, то встретит там наш флот».[19] Позднее, с его уходом с поста командующего, все вернулось «на круги своя»: корабли противника вырвались на оперативный простор и стали вновь бороздить Черное море, нападать на порты, на корабли и транспорты.