Янка Купала - Олег Антонович Лойко
Я тебя к себе возьму!
В песне девушек было такое очарование, что, слушая ее, молодой помощник винокура и себя стал представлять молодым месяцем, от которого, девчатки, прячьтесь, ой, прячьтесь!..
Решение прочесть стихи рабочим винокурни пришло, казалось, неожиданно. Однако исподволь оно созревало давно, рожденное все тем же необоримым желанием выйти к простому люду, для которого, собственно, эти стихи и писались. Но, собрав рабочих, Ясь, понятно же, не откроется им: так и так, мол, я сочинитель, послушайте меня. Нет, он просто поначалу почитает газету, а затем стихи… якобы из той же газеты. И тоже якобы не свои — чужие. Ему важнее всего удостовериться, понятны ли они простым людям, способны ли дойти до их сердец.
Стихов Ясь отобрал немного, остановившись по размышлении на тех, которые напрямую обращены к слушателю, к громаде. Будучи от природы стеснительным, волновался чрезвычайно. И когда в назначенный день еще только вышел из хаты, где проживал, им овладела столь сильная робость, что он всерьез подумал: а не дать ли отбой этой затее, пока не поздно. Подумал и тут же устыдился своего малодушия, стал спускаться с крыльца. «Хоть бы поручень какой — опереться», — усмехнулся грустно. Поручней на крыльце не было…
Контора винокурни в первый же день обратила на себя внимание Яся своей изящностью, которую он тогда же окрестил панской. Сегодня же она с этими напоминающими развернутый веер фронтонами, с узорчатыми карнизами, углами отменной кладки показалась издали сущим белокаменным дворцом. В нем ли ему читать стихи!.. Рабочих, конечно, лучше было бы собрать в цехе, у контрольно-перегонного аппарата: там и тише и привычней. Но и пан винокур там бывает чаще. А как он воспримет рабочую сходку с чтением газеты и стихов своим помощником, нетрудно себе представить. Потому Ясь и поднялся на второй этаж винокурни, предпочитая присутствие сусла и солода, нежели пана винокура.
Послушать, что нового пишут в газете, охотно согласились Василь Кононович, Осип Парфен, Архип Зыбайло, Иван Ключеревич, еще несколько рабочих.
Пришли к назначенному времени, расположились кто где.
— Начинайте, Доминикович!
Начинать-то и было труднее всего. Ясь выглядел бледнее обычного. Ярче обычного блестели его глаза. И весь он как-то вытянулся, построжал. Развернул «Нашу ниву», стал читать статью о свободах.
— «А надобно знать, — обретал уверенность голос Яся Луцевича, — что во всех краях, где народ сам пишет законы, он добился таких порядков, которые обеспечивают равенство всех людей перед этими законами. За равенство же в богатстве долго еще, видать, будет идти борьба на свете!»
— Что верно, то верно, — вставляет словцо Парфен, как бы поощряя читать дальше.
— «Чтобы положить конец бесправию, — продолжает Ясь, — необходимо добиваться, чтобы каждый человек был свободным; чтоб арестовать его можно было только по требованию суда; чтобы следствие начиналось не позже, чем через 24 часа после ареста; а если не будет доказательств виновности, чтоб его тотчас же выпустили на свободу; чтобы…»
— Во копают! — не может скрыть своего удивления Василь Кононович.
— Ежли б да кабы, на печи росли б грибы, — шумно вздыхает кто-то из рабочих за спиной Парфена.
Ясь усмехается и все тем же ровным тоном читает, а где и от себя говорит о требованиях свободы совести и веры, слова и печати, союзов и собраний, забастовок. Слушатели согласно кивают головами, поддакивают, хвалят газету за смелость. А Ясь переворачивает «Нашу ниву», читает «Песню острожника» из Максима Горького: «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно…»
Холодный цементный пол, закопченные стены, редкие узенькие окошки, и тут, на винокурне, всходит ли солнце, заходит ли — все едино темно.
— «Идемте…» — выдохнул Ясь название нового стихотворения: поверх газеты у него уже лежит мелко исписанный листок. Но рабочие этого не замечают. Они слышат в голосе Доминиковича призыв: идемте отсюда, из винокурни, из каменной этой тюрьмы… Они слушают напряженно, затаив дыхание, чуть подавшись вперед на страстное слово поэта:
Идемте, разлив наших слез осушая,
Идемте с надеждой на лучшую долю
В тот край, где заря занялась молодая,
Где ласковый ветер шумит по раздолью…
В конце Ясь читал стихотворение «Там…».
Там льется кровь… —
начал он, и голос его дрогнул: как и в минуты, когда он писал эти строки, взору его предстало все, что там происходит. Но он справился с волнением и теперь уже чеканил каждое слово:
…там за свободу
Борцы опять на смерть идут.
А вы, —
поэт обводит взглядом своих слушателей:
все крепче год от году
Вы спите тут, хоть там вас ждут.
