Артем Шейнин - Мне повезло вернуться
Самое смешное, что это преподносится сержантами исключительно как способ физического наказания, своего рода издевки. И не только преподносится, но и, совершенно очевидно, только им и является. А ведь само по себе упражнение ОЧЕНЬ полезное — укрепляет как раз те самые мышцы, которые необходимы в горах. Чтобы выдерживать многочасовые восхождения. И таскать в горы тяжеленный РД. А нас всех это ждет — мы же точно попадем в Афганистан. Но при такой «подаче» сержантами весь положительный эффект пропадает. Мало кто может сам додуматься, что, издеваясь над ним, его при этом закаляют.
Но если «крокодильчик» имеет хоть какой-то, пусть скрытый от всех смысл, то любимое нашими сержантами мероприятие лишено его напрочь. Заключается оно в том, что вся рота должна быстро выбежать из казармы и ровно построиться перед ней. Это высокоэффективное средство подготовки будущего бойца десантно-штурмовой бригады в 6-й роте изобретательно совмещено с эстетическим воспитанием.
Серега Тихонов, ставший в армии, естественно, Тихоном, сидит со своим аккордеоном у входа в казарму первого и второго взводов на стуле и наяривает «Гуляку». А мы, восемьдесят человек «курков», выбегаем из казармы строиться. Выбегаем, по мнению сержанта, недостаточно быстро. Или строимся недостаточно ровно. И все по новой, снова и снова… А что — у нас же куча времени для подготовки в Афганистан. И всякой ерундой типа огневой, тактики, ориентирования, топографии и так далее мы еще заняться успеем. Но для этого нужно сначала научиться выбегать и строиться…
На — дцатый раз сержантам надоедает, и они вносят в наши музыкально-строевые занятия некое разнообразие. Теперь строиться мы выбегаем с согнутыми перед грудью руками, по типу цирковых собачек, бегающих по бордюру арены на задних лапах с поджатыми передними. А «задние лапы», в смысле ноги, высоко поднимаем на бегу в коленях.
— Строиться, рота!
Я московский озорной гуляка.По всему Тверскому околоткуВ переулке каждая собакаЗнает мою легкую походку…
Нас в роте чуть ли не треть москвичей. Правда, все больше не с «Тверского околотка». В основном «попроще» районы, а если из центра — то из коммуналок… Те, которые с Тверской, тогдашней улицы Горького, все гуляют и дальше будут гулять. С этой улицы редко кого призывают, а уж тем более сюда… Их-то польза для «народного хозяйства» генералам вполне ясна и очевидна. А мы — отгуляли уже свое. Мы задолжали Родине. Нас ждет Афган. Теперь вот учимся порядку и дисциплине…
Со стороны, наверное, и впрямь забавно — восемьдесят солдатиков, как дрессированные цирковые песики, бегают туда-сюда из казармы. Сержантам весело, нам уже все по барабану… Собственно, ввести нас в это состояние и есть, по-моему, главная задача учебки… Хотя мне до сих пор непонятно, кто и как формулировал и формулировал ли вообще эту задачу. Одно я знаю точно — до наших сержантов эту задачу явно забыли довести. Потому что парни-то они были сами по себе нормальные. И подготовлены были в сержантской школе в Гайжюнае неплохо. И научить нас могли намного большему, чем выбегать строиться. И хотели научить, во всяком случае, некоторые. И сами, уверен, в Афган рвались после своей сержантской школы.
Это ведь я именно туда, в Гайжюнай этот, должен был попасть поначалу-то, пока меня к «афганской команде» не приписали — в наказание, что план по набору в военное училище военкому сорвал. Неужто и я бы таким стал, попади, не дай бог, сюда вместо Афгана сержантом, готовить туда других? Неужели никак нельзя было без всего этого «цирка с собачками» обойтись? Хотя знали ведь они — через три месяца на войне мы окажемся. На реальной, а не придуманной.
А офицеры? Офицеры, среди которых в нашей роте половина УЖЕ в Афгане побывала? Уж они-то точно знали, что нас там ждет в десантно-штурмовых-то бригадах. И чему нам научиться нужно, чтобы шанс иметь живыми вернуться. Так почему? Почему те же офицеры на все эти забавы сержантские сквозь пальцы смотрели? Почему я за три месяца своего взводного толком в лицо не успел запомнить, так «часто» он со взводом занимался? Помню только, что лицо совсем мальчишеское было, даже не брился еще, по-моему. Хотя про него как раз мне все понятно — он-то в Афгане еще не был. И уже знал, что скоро там окажется. Это я понял спустя несколько месяцев, возвращаясь из госпиталя в свою часть, в Гардез. Увидел его в Кабуле на пересылке: еще в парадке — значит, только прибыл…
Ну ладно он. Не до нас ему уже было — на свою войну он готовился. И сам не знал, вернется ли. Куда уж там про нас думать. (Кстати, так и не знаю, вернулся ли… Очень надеюсь на это…) Но другие-то? Ведь боевые были мужики — у ротного «Красная Звезда», у командира второго взвода — тоже. У замкомроты — «За отвагу». Они-то что? Зачем столько времени потеряли мы на всякую херню под «Гуляку»?! И кто знает — может, и не хватило кому-то из пацанов наших чего-то, чему он в это время не научился. Не хватило, чтобы добежать, доползти, укрыться, увидеть или попасть… Нет у меня ответа, нету. И не найду уже — не спросишь теперь у пацанов-то… Но вот «Гуляку» я с тех пор разлюбил. Как-то не «веселится» мне под него теперь. А тогда, в мае 84-го, бедняга Тихон, ни в чем на самом деле не виноватый, этим «Гулякой» подпортил себе репутацию. Мы-то бегаем, а он сидит, музицирует… Может быть, и из-за этого тоже родился позже слух, что, мол, Тихон в Афган не попал. Вроде как дед у него генералом оказался, отмазал внучка, и тот так до дембеля где-то на аккордеоне и наяривал. Ну, у нас еще таких несколько в роте было, за кого «словечко молвили». Так что и не удивились мы вовсе. Тогда ж все, кто мог своего сына от Афгана отмазать, — отмазывал… Да и не только тогда. И не судья я им. Будь у моей мамы возможность — и она, думаю, не задумываясь меня в Афган не пустила бы.
Слава богу, что не было…
В прошлом году, на 2 августа, подходит к нашей толпе из 56-й ДШБ какой-то мужик. На вид вроде постарше нас. Глаза такие… Тяжелые глаза. Берет, тельник под белой рубашкой, на рубашке — медаль ЗБЗ…
— Парни, из Джелалабада есть кто?
— Да мы гардезские все… А какие годы?
— 1984–1986, весна…
— О-па, а где в учебке был?
— Фергана, шестая рота…
— Да ну? Мы тоже…
Мы с Пахомом начинаем приглядываться, и вдруг возникает какое-то смутное предположение…
Но он нас опередил.
— Помните, я на аккордеоне еще играл?
— ТИХОН?!!!
— Ну да, я…
— ОБАЛДЕТЬ!!!
Обнялись, расцеловались, и первый вопрос:
— А помнишь «Гуляку»? Помнишь, как мы бегали…
— Да, блин, забудешь такое. Думал, вы меня глазами в пыль сотрете…