Галина Сафонова-Пирус - Родники моих смыслов
Привет! Что это ты голосом таким упавшим? Да ты что! И сколько ж. Ой, сразу две курицы задрал? Ви, это ты Кея головами куриными кормишь, вот он и идет на запах. Ну да, да, и что ж Сашка? Ага, будешь ругаться, если сразу две. Конечно, надо тебе уплатить за них, а как же? Да обалдел он что ли? Если у него семь куриц за лето пропало, так тебе за всех и платить? И правильно ответил… и правильно, да, да. Конечно, Жаль Кея, еще раз сорвется, начнет соседских кур драть, а его и убьют. А что теперь поделаешь? Ну, ладно, ты пока не падай духом, может, и не сорвётся, может, больше и не… Да! Я же музыкальный центр тебе купила японский. Ага, японцы добросовестно всё делают, так что скоро с дочкой тебе привезём, будешь музыку слушать какую хочешь. А какую хочешь? Бетховена55? Хорошо, куплю диск с Бетховеном, а еще кого? Ага, подумай, до вечера. До «спокойно ночи».
Да, Ви. А сколько Сашка был тебе должен? Полтысячи? Ну вот, как раз за двух куриц и… а больше не давай, а то я знаю тебя, будешь гнаться за ним и прибавлять. Конечно, пусть еще и благодарит, что огородом твоим пользуется, деньги на нём зарабатывает. Да! Насчет музыки подумал? «А на том берегу незабудки цветут, а на том…» Так это Александр Малинин56 поёт. Хорошо, поищу и Малинина. Спокойной ночи и тебе, не расстраивайся очень. Пока. И тебе хороших снов.
1984-й
Брат позвонил Платону:
– Приезжай, помоги погрузить пианино на машину, отвезти в Карачев надо, а то тёща и жена грозятся из окна выбросить.
Боже мой, и зачем ему в Карачеве очень старое немецкое пианино, которое оставила ему бывшая жена?.. Кстати, вызывал как-то к этому сокровищу настройщика, а тот сказал: инструмент восстановлению не подлежит» и стало быть… И что он с ним будет делать?.. Но стащили-таки они с Платоном пианино с четвёртого этажа, а машина так и не приехала. Опять его – в подъезд. А вчера звонит:
– У нас в подъезде уже две недели, – и смеётся, – концерты детишки на моём инструменте устраивают.
– И когда ж эти концерты закончатся? – тоже засмеялась.
Нет, не знает.
Снова позвонил Платону, а тот и ляпнул: надо, мол, «предать этот инструмент огню».
– Платон, ну как ты можешь так?.. – тихо забурчала. – Да, нам пианино не нужно, а для него оно что-то значит, вот и пусть…
Но погрузили, отвезли. Недавно ездила в Карачев: стоит «инструмент» на куче торфа напротив курятника, поблескивая немецкими вензелями. Забавная инсталляция!
Перетащил в коридор.
– Что, там и останется? – спросила, когда приехала.
– Нет, – улыбнулся, – пусть до холодов постоит, а когда мамка попривыкнет к нему, то разрешит и в хату… заташшыть. – И рассмеялся: – Вешш-то дорогая, заграничная, нехай ребяты брынькають.
P. S.
А судьба у «вешшы» такая: осталось пианино в коридоре, не получив прописки в хате, и одно время мама хранила в «инструменте» пшеницу для кур, но когда Витька снял и для чего-то приспособил переднюю панель, то надобность в нём и вовсе отпала, и теперь, словно прижавшись спиной к теплым брёвнам хаты, пианино нет-нет да улыбнется обнаженными рядами светлых молоточков и клавиш из под вороха всякой утвари.
Да что пианино! У калитки нашего дома долгие годы стоял на приколе небольшой автобус, который уже и не помню, где братец достал и как подкатил к дому? Никакого практического применения этому транспорту не было… А, впрочем, вначале пробовала мама хранить в нём огородный инвентарь, но когда кто-то сорвал замок и унёс даже лопаты, то автобус так и остался стоять открытым и в нём иногда играли дети, когда были маленькими, а позже находили приют бездомные кошки и собаки.
Да, конечно, реальная, рутинная жизнь для брата была серой необходимостью, с которой, – не скуля и не делая из этого драмы, – он просто мирился. Но и в этой рутине всегда искал то, что заставило бы напрячься для преодоления, выдуманного им самим, препятствия и это, вечно будоражащее желание, подталкивало его к действиям, непонятным здравому человеку. К примеру, ну зачем было день за днём выдалбливать из огромного пня, который однажды объявился у нашего порога, улей для пчёл? Ведь на его маленькой пасеке уже стоял сбитый им же, из досок.
А зачем было привозить к дому огромную металлическую трубу длиной в десять метров и диаметром в полтора, копать для нее яму, при помощи друзей и соседей закатывать её туда, зарывать, а потом строить над ней навес… Правда, было это во времена усиленной пропаганды «угрозы нападения Америки на страну Советов», но… Но не думаю, чтобы затевалось это ради убежища, а… Нет, не знаю ответа и сейчас: для чего? Но труба всё ж нам послужила: в жаркие летние дни мама хранила в ней овощи, которые с вечера готовила для продажи, да и кур как-то попыталась в ней поселить, но те не захотели признать достоинств надежного курятника.
Конечно, понимаю: у каждого – свои тараканы в голове, вот и у Виктора… Ну не мог он, к примеру, расстаться с уже неработающей стиральной машиной, приёмником, телевизором, – были они для него чем-то живым, одухотворённым и поэтому: «Ну, как можно выбросить-то?» Да-а, как он мог выбросить то, что служило ему столько времени? Так же – и с родным домом… Когда в очередной раз я скулила: «Ви, переселяйся к жене и детям. Ведь чтобы жить в нашей родной хате, нужно здоровье и, прежде всего, хорошие ноги, а твои…» На что он качал головой, смотрел на меня сразу потемневшими глазами, и я читала в них: «Ну как можно предать родное гнездо?»
2013-й
Да, Вить. Так ведь он тебе не племянник. Ну, как «как»? Валя – твоя племянница, а её внук… Ладно, верю, что оговорился. Да ты что! В восемь утра пришел и уже выпивши? Ой, плохо. Бедная Валентина! Ну да, в шестнадцать лет и выпивать… А где ж он деньги-то заработал на пиво? На стройке. Да не ругай ты его, несчастного, ведь ребёнку обидно, что при живом отце и матери он – сирота. Мало ли что бабка с ним! Валентина – бабка, а не мать с отцом. Надо бы Насте приезжать из Италии и увозить сына, а то беда будет… Ой, да перестань валить всё на бесов! Ой, да не хочу и слышать про эти средневековые бредни о слоях ада! Ви, ну откуда Даниилу Андрееву57 знать, что их под землёй двести семьдесят шесть, считал он эти слои что ли? Нет, и не говори мне про них. Андреева я могу понять: сидел человек в лагере, писал там свою «Розу мира» и для него эти фантазии были спасением, а вот то, что ты в них… Да не обижайся ты! А насчет Валиного внука… Скажи ему, чтоб приехал к тебе и поговори с ним по-доброму. Хорошо, и я позвоню ей. Хорошо, и я скажу. Ага, пока.
Привет, отшельник!.. Да не паникуй ты, всё у нас нормально, как и вчера, и позавчера, и запозав… Конечно, новое чревато, а поэтому и, слава богу, что ничего нового, а ты как? Ну и хорошо, что и у тебя… Ой, аж пять раз подряд «Аппассионату» слушал? А я только раз могу, и то потом нервы… И Малинина до четырех ночи? Да нет, песня очень хорошая, но слушать её ночами и на всю громкость… Ну, раз очень нравится, то слушай, слушай. Кстати, Натали переслала мне твоего фон Бока, буду читать. Конечно, всё скажу, ничего не утаю… как на духу, как перед Богом. Хорошо, передам твои приветы всем, а ты – Кейту и кошкам от меня лично. Ну, что ж, кошки мышей ловят, Кейт охраняет, так что кормить и их надо, а как же? Ага, пока, до вечер. Прочту, прочту твою главу и выскажусь. Пока.
Да, Ви. Мы – в обычном режиме, а ты? Ну, и хорошо, что и ты. Только ноги? Бедный ты наш страдалец, и чем тебе помочь? Да не ругай ты их, они тебя восемьдесят лет носили, а теперь ты им послужи. Вот и не ругай, а лечи… Ага, прочитала твою главу о фон Боке. Да, конечно, интересно, драматично, но… А вот что. Уж очень густо у тебя текст замешан, много информации на читателя обрушиваешь. Ну, как же! У тебя в одной главе и о войне, и о революции, дворянстве. Как немного? Для простого читателя это очень даже много, а тут еще фон Бок со своим мистицизмом. А зачем ты мистиком-то его сделал, он же немецкий генерал! Ну, может, и такие были, может и… Ладно, хорошо, я согласна, но всё же, слишком много информации втискиваешь в одну главу… Конечно! В принципе всё это интересно, но… Да, захватывает, да, не зря трудился. Ага, не только над этой главой, но и над романом. Ага, не зря, главное, что тебе интересно было жить, писать его. Ну вот, видишь… Конечно, я права, так что засыпай сегодня с мыслью, что всю жизнь делал нужное для себя и для других дело, которое… Ага, пригодится наша писанина потомкам, пригодится. И тебе спокойной ночи. И тебе прия-ятных снов.
Конец ознакомительного фрагмента.
