Павел Фокин - Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 1. А-И

Насколько я мог тогда отметить, в московском музыкальном мире (по-видимому, и в петербургском тоже, но в меньшей степени) он не обращал на себя внимания, к нему относились как-то скептически, думаю, что за его запоздалость. Возможно, что и за его музыкальный консерватизм, точнее, за отсутствие в нем того „стремления к новым берегам“, которое стояло в „повестке дня“ на рубеже двух веков. Среди профессоров Московской консерватории господствовало мнение, что он просто не очень талантлив и в музыке „туговат“, в частности, в композиции „у него нет никакого своего слова“. Это отношение усугублялось тем, что Гречанинов за себя стоял упорно и неумолимо и постоянно вступал в споры с профессорами, защищая свои качества. И в жизни он держался как-то особняком, чуждался товарищеских группировок.

Интересно, что качеств за ним не признавали именно консервативные элементы московского музыкального мира. Было бы естественно и понятно, если бы он не нравился „модернистам“. Но его замалчивали и оставляли в тени именно те, кто почитал Чайковского, Рубинштейна, Глинку. Его не принимали всерьез. Вспоминаю, что няня Танеева, старушка Пелагея Васильевна, всему музыкальному миру известная, как-то раз назвала его „господин Глицеринов“ – она не могла выговорить Гречанинов, – и Танеев всем об этом со смехом рассказывал.

Но „Глицеринов“ знал отлично, чего он хотел. Он и не хотел открывать новые горизонты в музыке, он имел твердое желание и намерение – писать музыку доступную и понятную для широких масс публики. При этом не тривиальную музыку для „черни“, а музыку художественную.

И он и достиг этого, он стал действительно одним из наиболее популярных и распространенных, любимых композиторов для среднего уровня музыкального понимания. Он писал удобно для голосов (певицы и певцы были в восторге). Он писал для хора. Эта область, в которой в России вообще мало было сделано, тут был спрос вообще на композиции для вокального ансамбля. Он писал духовную музыку, в области которой русская музыка вообще не была очень продуктивна, наконец, он писал для детского мира, для которого вообще почти ничего не было сделано.

В итоге его популярность стала очень высока, и именно не среди музыкантов-профессионалов, не среди открывавших новые горизонты, а среди широких масс музыкальных людей, любящих музыку несложную, понятную и приятную, но не пошлую. Его популярность конкурировала с популярностью Чайковского, и многие певцы находили даже, что Гречанинов выше и „удобнее Чайковского“, в чем была, безусловно, доля истины» (Л. Сабанеев. Воспоминания о России).

ГРЖЕБИН Зиновий Исаевич

Художник, книгоиздатель. Один из учредителей и организаторов издательства «Шиповник» (1906–1918). Возглавлял издательство «Пантеон» (1907–1910), с 1907 по 1916 издавал «Северный сборник», в 1916 участвовал вместе с М. Горьким в создании издательства «Парус» и газеты «Новая жизнь». В начале 1920-х владелец «Издательства З. И. Гржебина» (Берлин). С 1922 – в эмиграции.

«Прирожденный паразит и мародер интеллигентской среды. Вечно он околачивался около всяких литературных предприятий, издательств, – к некоторым даже присасывался, – но в общем удачи не имел. Иногда промахивался: в книгоиздательстве „Шиповник“ раз получил гонорар за художника Сомова, и когда это открылось – слезно умолял не предавать дело огласке. До войны бедствовал, случалось – занимал по 5 рублей; во время войны уже несколько окрылился, завел свой журналишко, самый патриотический и военный – „Отечество“.

С первого момента революции он, как клещ, впился в Горького. Не отставал от него ни на шаг…

Но, присосавшись к Горькому, Зиновий делает попутно и свои главные дела: какие-то громадные, темные обороты с финляндской бумагой, с финляндской валютой, и даже с какими-то „масленками“; Бог уж их знает, что это за „масленки“. Должно быть – вкусные дела, ибо он живет в нашем доме в громадной квартире бывшего домовладельца, покупает сразу пуд телятины… имеет свою пролетку и лошадь…

К писателям Гржебин относится теперь по-меценатски. У него есть как бы свое (полулегальное, под крылом Горького) издательство. Он скупает всех писателей с именами, – скупает „впрок“, – ведь теперь нельзя издавать. На случай переворота – вся русская литература в его руках, по договорам, на многие лета, – и как выгодно приобретенная! Буквально, буквально за несколько кусков хлеба!

Ни один издатель при мне и со мной так бесстыдно не торговался, как Гржебин» (З. Гиппиус. Петербургский дневник. 1914–1919).

«У Гржебина (на Потемкинской, 7) поразительное великолепие. Вазы, зеркала, Левитан, Репин, старинные мастера, диваны, которым нет цены, и т. д. Откуда все это у того самого Гржебина, коего я помню сионистом без гроша за душою, а потом художничком, попавшим в тюрьму за рисунок в „Жупеле“ (рисунок изображал Николая II с оголенной задницей). Толкуют о его внезапном богатстве разное, но во всяком случае он умеет по-настоящему пользоваться этим богатством…Вообще вкус у этого толстяка – тонкий, нюх – безошибочный, а энергия – как у маньяка. Это его великая сила. Сколько я помню его, он всегда влюблялся в какую-[нибудь] одну идею – и отдавал ей всего себя, только о ней и говорил, видел ее во сне. Теперь он весь охвачен планами издательскими. Он купил сочинения Мережк[овского], Розанова, Гиппиус, Ремизова, Гумилева, Кузмина и. т. д. – и ни минуты не говорил со мной ни о чем ином, а только о них. Как вы думаете: купить Иннок. Анненского? Как назвать издательство? и т. д. Я помню, что точно так же он пламенел идеей о картинах для школ, и потом – о заселении и застроении острова Голодая, а потом о создании журнала „Отечество“, а потом – о создании детских сборников и т. д. Когда видишь этот энтузиазм, то невольно желаешь человеку успеха» (К. Чуковский. Дневник. Запись от 17 марта 1918).

«Для всех, кто близко знал Гржебина в жизни и работал с ним, он остался в памяти как необыкновенно добрый и отзывчивой души человек и до фантастически пламенный и „неисправимый“ энтузиаст. Он был истинным „поэтом дела“, а такие люди и суть подлинные деятели культуры. Гржебин обладал редким даром объединять самых различных людей во имя общего дела – чертой в высшей степени драгоценной в жизни каждого общества, так как он наделен был талантом заражать своим собственным, всегда искренним горением» (М. Добужинский. Воспоминания).

ГРИГОРЬЕВ Борис Дмитриевич

Живописец, художник. Участник выставок объединений «Мир искусства», «Товарищество независимых». Принимал участие в оформлении журналов «Сатирикон», «Новый сатирикон» и др. Живописный цикл «Расея» (1917–1918): «Расея», «Земля народная», «Старуха с коровой», «Девочка с бидоном» и др. Портреты В. Мейерхольда (1916), М. Добужинского (1917), Ф. Шаляпина (1918, 1921–1922), Л. Шестова (1921), С. Есенина (1921), М. Горького (1926), С. Рахманинова (1930) и др. Автор росписей в «Привале комедиантов» в Петербурге.