Эрнест Генри Шеклтон - В сердце Антарктики
23 октября у нас состоялось серьезное совещание относительно дальнейшего путешествия к Магнитному полюсу. Было совершенно очевидно, что при той медлительности, с какой мы продвигались до сих пор, делая из-за нашего способа поочередного передвижения саней в среднем около 6,5 км в день, мы не могли дойти до полюса и вернуться к мысу Масленому в начале января. Я полагал, что наибольший шанс добраться до полюса и вернуться обратно в срок, указанный нам Шеклтоном, у нас будет в том случае, если мы пойдем дальше, сократив свой ежедневный рацион наполовину, а часть продовольствия оставим в удобном месте, устроив склад. После некоторого обсуждения Моусон и Маккей согласились с таким предложением, но все же мы решили подождать еще несколько дней и затем уже устроить склад.
После снегопада предыдущего дня полозья саней забивались снегом, и было трудно трогаться с места после остановки. В 17 часов температура достигла —15 °C. Неподалеку от нашего пути встречалось много тюленей, преимущественно самок с детенышами; в поле зрения одновременно бывало до 17 тюленей.
Накануне мы видели самку тюленя с двумя близнецами. Маккей взял одного из детенышей на руки и стал его гладить. Детеныш тыкался носом во все стороны; он немного напоминал крупную ящерицу. Мать сердито сопела на Маккея, но не пыталась нападать на него.
Нам встретилось несколько больших трещин. Морская вода между противоположными стенками трещин только недавно замерзла, и лед, покрывавший ее, был всего в несколько сантиметров толщиной. Ширина одной из трещин была 5,5 метров. Когда мы попробовали на ней лед, то оказалось, что он гнется под нашей тяжестью. Маккей назвал его «мостом через Березину»[110]. Мы промчали сани через трещину на высокой скорости; хотя лед и гнулся под их тяжестью, но, к счастью, выдержал. Около 14 часов стало очень пасмурно, пошел снег. Позже началась несильная буря, и мы поставили паруса на обоих санях.
На следующий день, 24 октября, нам было очень тепло в спальном мешке. Небо было сплошь покрыто густыми облаками. К востоку небо затянуло дождевыми облаками, а над горами к западу было сравнительно чисто. Дождевые облака указывали на то, что там море открыто; они предупреждали нас об опасности удаления от берега.
Вечером мы дошли до длинного скалистого мыса, сложенного из гнейсового гранита и назвали его Гнейсовым мысом. После ужина отправились к берегу и собрали на этом мысу большое количество интересных геологических образцов, в том числе обломки кенитовой лавы.
Следующий день, 25 октября, оказался очень трудным для передвижения, так как нам приходилось тащить сани по новому, только что выпавшему снегу толщиною в 7–10 см.
Местами он был покрыт твердой корой, сквозь которую мы проваливались по щиколотку. Нам встретилось также препятствие в виде широких трещин в морском льду шириною в 2–3 метра и длиною в несколько километров. Морская вода в этих трещинах замерзла лишь недавно, так что лед едва-едва выдерживал тяжесть саней. По соседству с этими большими трещинами на льду мы обнаружили настоящие питомники тюленьих детенышей. Приятно было смотреть, как детеныш играет с матерью, легонько хлопая ее по носу своими маленькими ластами, и как она время от времени своим большим ластом осторожно награждает его оплеухой. Одна из матерей кинулась на Маккея, который, желая рассмотреть тюлененка, по ее мнению, слишком близко подошел к нему. Другая мать в отчаянии стонала над своим только что умершим детенышем. Очевидно, самка тюленя очень любит детенышей.
Придерживаясь северо-западного направления, пересекаем теперь великолепный залив, тянущийся на восемь-десять километров к западу от нашего курса. С каждой стороны этого залива поднимаются величественные хребты скалистых гор, которые разделены в глубине залива гигантским глетчером, круто спускающимся к морю. Рассматривая эти горы в бинокль, мы видели, что их нижняя часть образована гранитами и гнейсом красновато-коричневого оттенка. В более высоких горизонтах, глубже внутрь страны, наблюдались, однако, явственные следы горных пород, обнаруживающих горизонтальную слоистость. Выше всего залегала порода черного цвета и, по-видимому, очень твердая, мощностью метров в 100; под нею виднелась более мягкая слоистая порода, приблизительно мощностью в 300 метров. Мы заключили, что верхний, твердый слой образован, вероятно, породой вулканического происхождения, возможно – лавою, тогда как образование с горизонтальной слоистостью относится скорее всего к формации биконского песчаника. В юго-восточной стороне гигантского глетчера над поверхностью льда поднималось несколько великолепных отдельных заостренных скал, сложенных из темной породы. По обе стороны от глетчера шли высокие каменные террасы, простирающиеся в глубь страны на несколько километров от края современной долины к подножью гораздо более высоких хребтов. Было совершенно очевидно, что эти террасы отмечают положение дна древней долины, относящееся к тому времени, когда лед глетчера был на несколько тысяч метров выше, чем в настоящее время, и сам глетчер километров на пятнадцать шире, чем современный. Глетчер этот тянулся внутрь континента примерно на юго-запад.
Нам очень хотелось повернуть к берегу и обследовать горы, но это заняло бы несколько дней, быть может, потребовало бы даже целой недели, а такого времени в нашем распоряжении не было. Моусон взял серию горизонтальных и вертикальных углов теодолитом на вершины всех пиков этих хребтов.
Мы никак не могли решить в какой части заснятого уже ранее на карту побережья располагался этот широкий залив и огромный ледник. Думали, что это Гранитная гавань, но потом решили, что это не она, если судить по показаниям счетчика на санях, указывающего расстояние, пройденное нами; по этим показаниям мы должны были еще находиться километрах в 30 к югу от Гранитной гавани. Позднее мы узнали, что находились тогда против Гранитной гавани, положение которой было не совсем правильно нанесено на карту. Конечно, такие случайные ошибки неизбежны в работе первых исследователей.
На следующий день везти сани было еще очень тяжело, так как рыхлый снег, толщиной в пять-десять сантиметров все время забивал полозья саней. Трудно было также держать курс среди торосистого пакового льда в этот мрачный, облачный день. Было много низких облаков; дул слабый юго-восточный ветер.
27 октября погода была ясной и солнечной, мы любовались превосходным видом на горные хребты, стоящие по обе стороны Гранитной гавани. Глаз прямо отдыхал на теплых тонах сепии и терракоты, в которые окрашены окружающие скалистые холмы. Ветер дул юго-восточный. Поставили паруса на сани. Это значительно помогло нам тащить их по рыхлому снегу и местами по мелкому смерзшемуся льду с острыми краями. Иногда, когда полозья саней набегали на такой острый обломок льда, слышался резкий скрип, сопровождавший снятие стружки с полоза. Мы боялись, что ветер перейдет в настоящую бурю, но дело ограничилось тем, что Джойс называл «подметанием пола»: ветер гнал недавно выпавший снег легкой белой пеленой по поверхности морского льда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});