Виктор Есипов - Василий Аксенов — одинокий бегун на длинные дистанции

Вася, я отправляю это письмо и продолжаю надеяться, что Белла найдет возможность написать тебе отдельно, но сегодня, как я уже сказал, я не рискую ее ждать.

Вася, передай, пожалуйста, Майе мои приветы и пусть она считает и берет на свой счет буквально все слова, сказанные тебе здесь. Мы всегда, всегда помним о ней. Буквально ни одного дня не проходит без того, что ее не мелькнуло бы в нашем вечном трепе о вас.

Целую тебя и Майю.

Ваш Борис

Васенька, дорогой, милый,

вот и я поздравляю тебя с твоим Днем. Написала — и какой-то скрип-всхлип внутри сердца удостоверил, что много жизни вычла из него наша разлука.

Тяжелое тягучее лето: бедная Лиза, вдруг повзрослевшая и огрубевшая (может быть, на время). Аня, увлеченная лошадьми и ипподромом, усталый Боря, бессмысленная я, неизбывные, вяло-бурные застолья. Собираемся поехать куда глаза глядят — в сторону Вологды.

Даже если я преувеличиваю постоянное внимание злорадного уха и глаза, — оно тем более изнуряет, удивляюсь лишь, что оно так затаилось.

Вася, я, по предчувствию моему, была готова к «письму»[431] Козловского — но жалела, что тебе это не может не быть больно[432].

Хотя — что! И так понятно, что человек (во всяком случае — этот, упомянутый) — слаб и убог, а они всемогущи и знают, с кем им удобно будет иметь дело.

Почему-то на меня это лишь из-за тебя произвело какое-то впечатление. Все прочее — не интересно.

Вот и пишу я вам, ненаглядные (и впрямь не могли наглядеться на вас в аппаратик Пика) Вася и Маята, вот и пишу вам — вяло, как живу.

Приглашения пока не оглашали и не оформляли. Зачем им, чтобы мы увиделись? Да и нечего нам возразить и противопоставить им.

Милого Пика видим все время — сейчас он приедет с Гаррисоном. (Маленькое оживление на улице.)

Вася, не хочу опечалить тебя моей нынешней не-бодростью, пройдет.

Просто шлю вам всю мою любовь и целую. 20-го августа — совершенно вместе.

Ваша Белла

Васенька, еще раз: с твоим грядущим днем рождения! Выпивай вместе с нами 20 августа в 8 часов вечера по-нашему (Женька Попов, Борька и я никак не могли высчитать: сколько будет по-вашему).

Целуем вас!

Дорогие Белла & Боря,

газетенка «Московская правда» добралась до нас (не сама, но в хеrох копии) сравнительно недавно. Я, когда узнал о раскаянии (от Жана-Луи, злокозненного бельгийца), позвонил в Библиотеку Конгресса и поинтересовался, есть ли у них такое издание, и библиотекарь вскоре перезвонил и радостно сказал, что есть и именно за нужное число, но оказалось, что он имел в виду не местную «Правду» Москвы, а ту главную «Правду» всех времен и народов. И только усилиями «спецслужб США» ошибка была исправлена.

Документик достоин передачи потомкам: «спецслужбы СССР» усилий больших не приложили, чтобы закамуфлироваться, каждая фраза отмечена их особым стилем, видно Козловскому совсем отбили охоту держать перо. Сначала я думал ответить в «Нью-Йорк таймс», но потом слишком уж противно стало, пусть потомки и разбираются в их грязных делах. Может быть, коснусь когда-нибудь при случае и к слову.

Что касается самого персонажа, то обвинять его в чем-либо трудно, ведь не исключено даже, что в Лефортово что-нибудь в пищу подмешивают, подавляющее волю, как в армии, например, усмиряют эротизм. Как еще иначе объяснишь вереницу покаяний — о. Дудко, Регельсон, Капитанчук, Болонкин, ленинградка эта, Козловский?[433] Может быть, «стилисты» обладают сокровенным словом?

Конечно, все это весьма постыдно, но я, в самом деле, не брошу в Козловского камень. Здесь некоторые думают, что был какой-то собачий компромисс: в статейке не упомянут никто «изнутри» (даже Жора), а только лишь внешние сволочи. Что вы думаете по этому поводу? Пик пишет, что Владимовы собираются в дорогу. Когда их ждать?

На фоне этих замечательных событий дивно звучат слова Булата. «У нас сейчас всех холят и лелеют», — сказал он Сарочке Б.[434] в Париже. А Вася, по его словам, совершил большую ошибку, уехав. Он (т. е. я) мог бы ездить, как я (т. е. Булат), мог бы писать, как я, то есть, что хочу, а они бы его все равно выпускали ездить, то есть никакой нужды в эмиграции и не было бы. Людям, которые «ездят», чего же эмигрировать?

Вот в чем, оказывается, причина моей эмиграции: думал, что не буду «ездить»; как видно, и гражданства меня лишили за эту непонятливость.

Та же самая идея прилетела сюда и из Болгарии. Один мой здешний приятель, американский поэт, встретил там Шкляревского, который сказал, что Вася напрасно решил уехать, это он совершил большую ошибку, мог бы прекрасно и не уезжать.

Совпадение, конечно, случайное, но и Шкляревского мне легче понять, а вот Окуджава, который все обстоятельства прекрасно знал, ЛИШНИЙ раз поражает ослепительнейшим эгоизмом.

Впрочем, все это уходит все дальше и дальше. Прошло два года, все меньше надежд увидеть папу, все отодвигается в глубину, в литературные измерения, даже и сын, даже и друзья. Мы становимся настоящими русскими эмигрантами. Английские словечки прыгают вокруг, даже и когда упражняешься по ВМПС'у[435].

Впрочем, на прошлой неделе мы посетили две русских деревни в штате Вермонт, это летние школы в Middlebury и Norwich, там студентам запрещается говорить по-английски и даже смотреть телевизор. В глуши, у проселочных дорог живут различные писатели, в том числе Саша Соколов и Кевин Клоз[436]. Все шлют приветы. Мы присмотрели большой дом на склоне горы overlooking, прошу прощения, обширное живописное пространство дивного и прохладного штата. Думаем на будущий год арендовать его, а если немного разбогатеем, то и купить вместе с прилегающим лесом в 90 акров. Вот тогда приезжайте, откроем там колонию «Остров Крым».

Среди Вермонтской идиллии узнали мы ужасную новость из Мичигана. Неожиданно рухнул Карл Проффер. Еще 10 июля мы встретились на океане в Rehoboth Beach, провели вместе вечер, болтали, пили вино, ничто не предвещало беду, а через неделю его прооперировали и нашли запущенный рак желудка. Эллендея плачет и все время повторяет «конец света», это именно так, конечно, и выглядит для нее, да и для всех нас здесь это просто настоящий обвал — ведь, кроме того что он — настоящий иноземный рыцарь русской литературы, он для многих здесь беженцев настоящий друг. Наверное, только мразь вроде Фельки Кузнецова обрадуется. Конечно, хоронить еще рано, будем еще молиться за него, но уж тут пойдет химиотерапия и рентген и… в общем…