Виктор Есипов - Василий Аксенов — одинокий бегун на длинные дистанции

Если хочешь, пришлю тебе бланки заявления и поговорю с начальством. В этом случае, увы, шансы Фелькины, и без того хреновые, просто испарятся. Подумай, можно приехать на 3 месяца, на полгода, на год.

Христос Воскресе,

любимые, дорогие! Целуем вас!

Васенька, Маята, вот — сидим, вернулись из церкви.

Все бы ничего — без вас больно. И никак не соберу множества стишков моих, в том числе и Васькино, про убийство истопника. К стишкам этим благосклонны люди: одно себе Жора выбрал, другое Женька Попов, какое-то — Кублановский, а Васькино — лучшее, может быть. Впрочем, я к этому всегда небрежна, то есть — к себе, не к Жоре же, о котором трепещу, но он — как бы ничего, ясен, добр, спокоен.

Ах, при чем стишки!

Вася, я все тебя читаю. Так сильно читаю, так радуюсь тебе. Какой ты гений, Васька, какой ты любимый, несравненный, ненаглядный — и вот такого-то неужели никогда не увижу? Проклятая, несчастная Жундилага!

Васенька, Маята, вот заводит Женька «Смертию смерть поправ…»

Мне, чтобы написать вам как надобно, хотя бы день и ночь целиком должны быть предоставлены мелкой быстрой жизнью.

Но — хоть малую весточку хочу послать.

Вася, позвоните когда-нибудь: в яви голоса нуждаюсь.

Целую и обнимаю.

Ваша Белла

в ночь на 26-е апреля, мимолетно…

Дорогой Вася, дорогая Майя!

Христос Воскрес! Я и Света целуем вас, обнимаем, выпиваем и разговляемся с вами.

За столом сидят друзья, Куб с женой, выпиваем.

Больше не знаю, что сообразить в короткую секунду: дела с Е.К.[426] продолжаются — процесс будет, видимо, через месяц-полтора. И я молюсь за него.

До свидания, родные люди.

17/IV 82 Евг. + Света

ночь

P.S. Совсем забыл — привет от Семена и Инны. Они (тьфу, тьфу) живы-здоровы. Семен просит узнать, когда будет его проза (отд. издание).

Дорогая Белка,

пишу второпях, чтобы сегодня же отослать Пику: он едет в отпуск и значит, связь на некоторое время затухнет, вот так дотянул. Заканчиваю сейчас книгу, времени ни на что не хватает, здесь еще эти мудацкие «партии» заели.

Недавно натолкнулся в «Литературной газете» на заметку: «В Ялте, в Доме творчества им. Чехова проходит семинар драматургов. В отличие от прежних лет среди его участников известные мастера Л. Устинов, Л. Зорин, Г. Мамлин, Ю. Эдлис, А. Арбузов, А. Штейн…». Какая собралась необычная компания! Вспомнилось, прости, как мы с тобой закапывали там в листья бутылки и потом их с таким восторгом находили. Впрочем, и на ностальгии остается мало времени. Неужто уж мы больше не увидимся, как здешние говорят, in person? Вы бы хоть в нейтральную страну куда-нибудь поехали б, а мы б туда б?!?

Кстати, о Литгазете. Давно уж с такой мерзостью, как никарагуанские мемуары Е.Е., не сталкивался. Он все еще за свободу, оказывается, борется, гипертрофированный пошляк.

В смысле пошлости «наши», конечно, недосягаемы, но и здесь порой из совершенно неожиданных мест несет такой местечковой дурью, что впору предположить некоторый новый интернационал. Постыднейшая возня, например, тут шла два месяца с приглашениями на завтрак к президенту. В конце концов, Солж. послал их подальше и правильно сделал[427].

Недавно мы вернулись из Бостона, где встретили множество писателей, в том числе и Володю В. Он стал гораздо лучше, уже не злится на Запад за плохой прием, да вроде бы и нет оснований — на год они переезжают в Принстон, и там, наверное, им будет хорошо.

У нас еще пока ничего не ясно на будущий год, второй такой синекуры, как Кеnnan Institute, не найдешь сразу. Пока что собираемся в конце августа в Испанию, а потом в Париж и Лондон. Переводы мои по-прежнему в черепашьем движении.

Вы мне не ответили, что покупать на калифорнийские деньги. Во всяком случае, вы знаете, что ваши $ 620 у нас.

Целую и жду, наконец, стихов.

Мы в NY останавливались у Билла Jay Smith[428], вспоминали вас. Они с Соней задавали много о Москве и москвичах любопытных вопросов.

Твой Вас.

Вася, дорогой, поздравляю тебя с прекрасным днем твоего пятидесятилетия[429]! Можешь не сомневаться, что в этот день мы совпадем в алкогольном экстазе и подлинной радости по случаю твоего рождения всего пятьдесят лет тому назад.

В нашем небольшом обществе, которое продолжает быть сплоченным и дружным, несмотря ни на что, продолжающем достаточно регулярно видеть друг друга, мы много говорим о тебе и Майе и как-то внутренне готовимся к этому твоему дню. Каждый хочет тебя хоть чем-нибудь порадовать. Мне сегодня это сделать трудно, потому что я не могу тебе ничего прислать из своих графических работ и, таким образом, придать своему подарку некое творческое и, я б сказал, символическое значение. Кроме того, сейчас, именно в тот момент, когда я должен написать это письмо и отправить его, вышло так, что, по совершенно случайным обстоятельствам, Беллы не оказалось дома. (Хотя я прекрасно знаю, с какими замечательным чувством она как-то внутренне ждет этого твоего дня, вкладывая в поздравление тебя с ним тоже какое-то прекрасное значение!) Я же понимаю, что сейчас нельзя рисковать и не отправить это письмо в данную минуту, и потому я делаю это сам и, одновременно со своими, шлю и ее пожелания тебе счастья и свободного творчества. Кроме того, я решаюсь на свой страх и риск послать тебе, быть может, в первый раз, ее стихи, тоже выбранные мною, по моему вкусу, включая, правда, стихотворение «Либедин мой, либедин…», которое Белла посвятила тебе еще в Тарусе, зная, что чернота нашей жизни, столь воспетая тобой здесь, не сможет не понравиться тебе и в этом стихотворении. Сам же я думаю, что стихи ее этого периода, который не закончен, замечательны каким-то новым своим чувством, порой столь заземленным, а порой все еще по-прежнему парящим очень высоко. Таких стихов у нее очень много, и каждый раз, когда я собираюсь их отослать в как бы окончательно подобранном и строгом виде, из этого ничего не получается, так как Белла каждый раз что-то меняет и что-то хочет дописать получше, и вся эта бодяга откладывается и откладывается. Так что сейчас именно потому, что ее нет дома, ты и сможешь прочесть хоть что-то из новых стихов. Кроме того, желая тебя порадовать, я вложил сюда же старое письмо Миши Рощина, адресованное тебе, но не отправленное вовремя. Без сомнения, оно тоже будет кстати тебе в этот день и заменит собой специальное поздравительное. О своих делах напишу тебе подробнее в другой раз и, пожалуй, единственное, что скажу, это о радости выпуска «Самоубийцы»[430] Николая Робертовича Эрдмана, что поразило всех наших друзей, никогда до конца не веривших в это. Да я и сам до последней минуты не верил в возможность такого исхода и сейчас продолжаю переживать подробности развернувшейся баталии. Но об этом после. Сейчас разгар лета и, наверное, необходимо срочно куда-нибудь уехать отдохнуть, вырвавшись внезапно и окончательно.