Владимир Трухановский - Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры
Для Дизраэли существовали два вопроса первостепенной важности: во-первых, Болгария и, во-вторых, Батум и Армения. Другие проблемы его занимали мало, и их решение он переложил на Солсбери и советников. Дизраэли добивался, чтобы территория Болгарии была намного сокращена по сравнению с той, которая намечалась в Сан-Стефанском договоре, не достигала Адриатического моря и, наконец, чтобы ее южной границей был Балканский горный хребет. Населенная болгарами территория южнее Балканских гор должна была оставаться под властью Турции. Он поддержал претензии австрийцев на Боснию и Герцеговину.
Здесь Дизраэли действовал в блоке с Бисмарком. Между этими двумя важными фигурами на конгрессе было много общего. Оба равнодушно, если не враждебно, относились к судьбам балканских славян, распоряжаясь ими, как пешками на шахматной доске европейской политики. У обоих были схожие приоритеты во внутренней политике своих стран, где они стремились сохранить и упрочить власть аристократов-землевладельцев.
18 июня 1878 г. Дизраэли сообщал королеве: «Я заявил, что английские предложения под названием „Разграничивание Болгарии“ следует рассматривать как ультиматум. Оцепенение в лагере русских… на протяжении всего обсуждения. Австрия целиком поддерживала Англию». На следующий день на банкете у итальянцев Дизраэли «по большому секрету, как старому другу» сказал итальянскому послу графу Конти, что оценивает положение очень мрачно и, если Россия не примет его требований, он взорвет конгресс. Все понимали, что уход Англии с конгресса означал бы только одно — Лондон взял курс на войну с Россией. А такая война задевала самым решительным образом интересы всех держав, собравшихся на конгрессе в Берлине.
Горчаков не мог без согласия Петербурга брать на себя ответственность за принятие крайне невыгодных для России и балканских славян английских требований. Он срочно направил полковника А. А. Боголюбова к царю за инструкциями. А тем временем в Берлине англичане шумно декларировали ультимативность своих предложений по Болгарии. Они умышленно пустили слух, что Дизраэли поручил Кори подготовить специальный поезд на завтра, которым английская делегация покинет Берлин. Дизраэли запугивал срывом конгресса (а, следовательно, войной) его участников, и прежде всего Горчакова и Шувалова. Бисмарк и представитель Австрии Андраши усердно помогали ему в этом. Германский канцлер говорил Дизраэли:
— Вы подарили султану богатейшую в мире провинцию — четыре тысячи квадратных миль лучшей земли.
Когда оба однажды оказались у карты Балкан, Дизраэли, неопределенно блуждая рукой по карте, заметил, что, вероятно, этот район перспективен для колонизации. Бисмарк молча принял к сведению эту как бы вольную игру воображения английского премьер-министра.
Россия не хотела войны, и царь санкционировал компромисс, т. е. принятие английских требований. В дневнике от 21 июля Дизраэли записал: «Перед тем как отойти ко сну, я с удовлетворением узнал, что Петербург сдался». На следующий день он телеграфировал королеве: «Россия капитулирует и принимает английскую схему установления европейской границы Турецкой империи». Своему коллеге Норткотту Дизраэли писал:
— Я должен был разговаривать самым жестким языком… Меня все время изображали воинственным человеком, и я должен был разговаривать, как Марс.
Второй важной для Дизраэли проблемой была граница между Россией и Турцией в Закавказье. Русские войска имели успех на этом театре военных действий и заняли территорию в основном с армянским населением и ряд городов. К этому вопросу и перешел конгресс после достижения договоренности о Болгарии. Его решение в принципе, но не в деталях было предрешено в англо-русском меморандуме от 30 мая. В этом соглашении фиксировалась готовность России вернуть Турции часть занятой территории и город Баязит, а английское правительство со своей стороны соглашалось с «желанием императора России занять порт Батум и сохранить свои завоевания в Армении».
Королева Виктория на склоне лет
Но соглашение соглашением, а Дизраэли стремился к тому, чтобы как можно больше ограничить интересы России в районе Черного моря, а также в Закавказье. Поэтому на конгрессе русским делегатам приходилось с большим трудом отстаивать лондонскую договоренность. В общем Дизраэли хотел помешать переходу Батума в распоряжение России.
Ему «неожиданно» помогло странное обстоятельство. В Лондоне произошла (или была организована?) утечка информации. По официальной версии, в Форин оффис возникла необходимость снять копии с англо-русской конвенции. Это поручили сделать «временно и без зарплаты работавшему там клерку». Клерк снял копию и продал ее газете «Глоб», где конвенция и была опубликована 14 июня. Это послужило сигналом для развертывания новой шовинистической джингоистской кампании в Англии с требованием не допускать уступок России на Берлинском конгрессе. И Дизраэли не преминул это использовать. Наивным было бы сомневаться в том, что утечка была организована английским правительством. Упорствуя по вопросу о Батуме, Дизраэли мог ссылаться на нажим общественного мнения. Назревал очередной кризис на конгрессе. Борьба закончилась тем, что Батум был присоединен к России, которая обязалась объявить его вольной торговой гаванью. К ней также отходили Карс и Ардаган.
Главным аргументом джингоистов было то, что Англия якобы за свои уступки России не получает никакой компенсации. Хотя к этому времени Дизраэли уже вынудил султана отдать Кипр Великобритании, от общественности это тщательно скрывалось (здесь утечки информации не произошло!). Нараставшая активность джингоистов являлась нажимом не столько на Дизраэли, сколько на Россию.
В начале июля Дизраэли сообщил Бисмарку, что Англия «приобрела» Кипр. Германский канцлер на это заметил:
— Вы сделали мудрую вещь. Это прогресс. Это будет популярно. Нации нравится прогресс.
В дневниковой записи для королевы Дизраэли, приведя эти слова Бисмарка, добавляет:
— Его понимание прогресса явно сводится к тому, чтобы что-нибудь захватывать.
Хотя на протяжении последних лет германский канцлер в европейских делах использовал Англию против России и Россию против Англии, однако на конгрессе он был целиком на стороне последней. Через несколько лет Дизраэли вспоминал:
— Между мной и Бисмарком было полное согласие. Он был одним из немногих людей, к которым я в своем возрасте мог чувствовать искреннюю привязанность.
После Берлинского конгресса к висевшим в домашнем кабинете Бисмарка двум портретам прибавился третий. Хозяин объяснял гостям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});